Она правит вслепую, по азимуту. Обычно этого более чем достаточно: на таком расстоянии «Атлантида» уже выделяется светлым пятном на черном фоне. А сейчас ничего подобного. Кларк включает сонар. Зеленый «снег» в десяти градусах от курса – а в нем более жесткое эхо Корпландии, размытое помехами. Только теперь начинают проявляться тусклые отсветы – они теряются при попытке сфокусировать на них взгляд. Кларк включает налобный фонарь и осматривается.
По левому борту пустая вода. Справа луч упирается в клубы черного дыма – косая линия завесы пересекает ее курс. Через несколько секунд она окажется в самой гуще. Кларк выключает свет, чтобы не слепил в густом облаке. Чернота перед линзами еще немного темнеет. Кларк не ощущает ни течения, ни повышения вязкости. А вот вспышки становятся немного ярче – робкие проблески света сквозь кратковременные разрывы в завесе. Короткие, как сигналы стробоскопа.
Свет ей не нужен. Теперь не нужен и сонар: она чувствует возбуждение вокруг, нервозность, излучаемую рифтерами и – темнее, отдаленнее – страх из сфер и коридоров под ними.
И что‑то еще, знакомое и чуждое одновременно, живое и неживое.
Океан вокруг нее шипит и щелкает, словно она попала в стаю рачков‑эвфаузиид. Слабо дребезжат в ответ имплантаты. Она улавливает голоса сквозь вокодеры, но не разбирает слов. Эхо на сонарном дисплее – по всем ста восьмидесяти градусам, но из‑за множества помех она не разбирает, шесть их там или шестьдесят.
Прямо по курсу бравада, подкрашенная страхом. Кларк резко сворачивает вправо, но уклониться от столкновения не успевает. Мглу ненадолго разрывает просвет.
– Черт! Кларк, это т...
И нет его. Человек позади на грани паники, но не ранен: при повреждении тела мозг дает вспышку определенного рода. Кажется, это был Бейкер. Их становится трудно различить в наплывающем льду фонового сознания, полностью лишенного чувств. Оно раскинулось под клубком человеческих эмоций платформой из черного обсидиана. В последний раз, когда она сталкивалась с подобным сознанием, то было подключено к живой ядерной бомбе. И пребывало в одиночестве.
Она резко задирает нос «кальмара». В имплантаты бьются новые сонарные импульсы, вслед ей звучит хор испуганных механических голосов. Она не отвлекается. Шипение в плоти слабеет с каждой секундой. Скоро худшее остается внизу.
– Кен. Слышишь меня?
Ответ доносится с задержкой – на таком расстоянии уже сказывается скорость звука.
– Докладывай, – наконец отзывается он. Голос смазан, но понять можно.
– У них там внизу умные гели. Много, штук двадцать или тридцать. Собраны в конце крыла, возможно, прямо в наружном шлюзе. Не понимаю, как мы раньше их не выцепили. Может, они просто... терялись в шуме помех, пока не слились воедино.
Задержка.
– Есть догадки, чем они занимаются?
В прошлый раз, на Хуан де Фука, они умудрились сделать очень точные выводы из перемены в мощности сигнала.
– Нет. Они просто там... есть. И думают все сразу. Будь там один или два, я могла бы что‑нибудь прочитать, а так...
– Они меня обыграли, – перебивает ее Лабин.
– Обыграли?
Что это в его голосе? Удивление? Неуверенность? Кларк подобного еще не слышала.
– Чтобы я сосредоточился на блоке F‑3.
«Это гнев», – понимает Кларк.
– Но зачем? – спрашивает она. – Тоже мне блеф – не думали ведь они, что мы спутаем
Смешно: даже Кризи сообразил, что дело нечисто, а ведь он никогда не сталкивался с зельцем. С другой стороны – много ли корпы понимают в «тонкой настройке»? Они могли забыть о различиях.
– Это не отвлекающий маневр, – бормочет в пустоту Лабин. – Им больше негде выйти, сонары непременно засекут...
– Ну и что...
– Отводи людей, – резко командует он. – Они маскируют... заманивают нас и что‑то маскируют. Отводи...
Бездна сжимает кулак.
Она лишь на миг стискивает тело Кларк – даже не больно. Здесь, наверху, не больно.
В следующий миг приходит звук: вуфф! Водоворот. Вода наполняется механическими воплями. Ее закручивает в потоке. Дымовая завеса под ней колеблется, вскипает и рвется, потревоженная изнутри, озаряется тепловым свечением...
Кларк что есть сил жмет на газ. «Кальмар» тянет ее вниз.
– Кларк! – Как видно, звук взрыва дошел до головного узла. – что происходит?
Симфония рвущегося металла. Нестройный хор голосов. Их меньше, чем было, понимает Кларк.
«Мы потеряли генератор, – тупо думает она. – Я слышу крики.
Слышу, как они умирают».
И не просто слышит. Крики возникают в голове раньше, чем доходят до ушей: дикая химическая паника натриевыми вспышками поджигает рептильную часть мозга, умная кора в беспомощном смятении, сознание разбито, как дешевая стекляшка.
– Кларк, докладывай!!!
А это гнев, тонкая пленка угрюмой решимости среди паники. Сквозь рассеявшуюся муть ярче пробиваются огни. Только они не того размера и не того цвета. Это не фонари рифтеров. Ее сонар взвизгивает, предупреждая о неизбежном столкновении, мимо проносится неуправляемый «кальмар», его ездок светится болью от переломанных костей.
– Это не я, клянусь! Они сами...
Кризи удаляется, его муки сливается с муками других.