– Что с тобой? – кажется, она спрашивает из праздного любопытства.
– Креветку съел, – отвечает он, и его снова начинает рвать.
– Ты ел… снаружи?
Лени наклоняется и ставит Фишера на ноги. Его руки волочатся по полу. Голова врезается во что‑то твердое: перила лестницы, ведущей вниз.
– Твою мать, – говорит Кларк.
Он снова на полу, один. Удаляющиеся шаги. Кружится голова. Что‑то прижимается к шее, колет с легким шипением.
Голова прочищается почти мгновенно.
Лени наклоняется снова, ближе, чем когда‑либо. Она даже касается его, положив руку на плечо. Джерри смотрит на ее ладонь, чувствует какое‑то совершенно глупое удивление, но потом Кларк резко ее отдергивает.
Кларк держит шприц. Желудок Фишера начинает успокаиваться.
– Почему, – мягко спрашивает она, – ты так глупо поступил?
– Проголодался.
– А с раздатчиком что не так?
Он не отвечает.
– О, – говорит Лени. – Ну да.
Она встает и вытаскивает использованную ампулу из инжектора.
– Так не может больше продолжаться, Фишер. Ты же понимаешь. Он тебя не видел уже две недели. Ты приходишь только тогда, когда он на дежурстве. И пропускаешь все больше своих смен, отчего твоя популярность тут явно не возрастает. – Кларк склоняет голову, когда «Биб» начинает потрескивать вокруг. – Почему ты просто не позвонишь наверх и не скажешь им забрать тебя?
«Потому что я делал разные вещи с детьми, и, если уйду, меня вскроют и превратят в нечто совершенно иное… Потому что там, снаружи, есть многое, ради чего почти хочется остаться… Из‑за тебя…»
Он не знает, поймет ли она хоть одну из этих причин, и решает не рисковать.
– Может, ты сможешь поговорить с ним, – пытается Джерри.
Лени вздыхает.
– Он не послушает.
– Может, если ты попытаешься, по крайней мере…
Ее лицо грубеет.
– Я уже пыталась. Я… – Но потом она быстро останавливается и шепчет: – Я не могу встревать. Это не мое дело.
Фишер закрывает глаза. Чувствует, что сейчас заплачет.
– Он не остановится. Он меня ненавидит.
– Не тебя. Ты просто… заполняешь место.
– Почему они нас посадили вместе? Это не имеет смысла!
– Естественно, имеет. Статистически.
Фишер открывает глаза.
– Что?
Лени проводит одной рукой по лицу. Она кажется очень уставшей.
– Мы здесь не люди, Фишер. Мы – результаты обработки данных. Пока средние показатели в норме, а стандартное отклонение не слишком большое, неважно, что случится с тобой, со мной или с Брандером.
Скажи ей, говорит Тень.
– Лени…
– В любом случае, – пожав плечами, Кларк меняет настроение, – ты – псих, если ешь что‑то рядом с зоной рифта. О сероводороде знаешь?
Он кивает.
– Стандартный курс подготовки. Его выбрасывают источники.
– И он накапливается в бентосе. Они токсичны.
Но ты уже это явно понял.
Она начинает спускаться по лестнице, но останавливается на второй ступеньке.
– Если действительно хочешь стать аборигеном, то ищи еду подальше от разлома. Или начинай охотиться на рыб.
– На рыб?
– Они больше двигаются и не проводят все время в течениях теплых источников. Они могут быть безопасны.
– Рыба…
Об этом он не подумал.
– Я сказала, могут быть.
«Тень, прости меня…»
Тише. Только посмотри на все эти красивые огоньки.
И он смотрит. Знает это место. Он на дне Тихого океана. Вернулся в сказочную страну. Думает, что слишком часто приходит сюда, наблюдает за светом и пузырями, слушает, как где‑то там, глубоко, скалы трутся друг о друга.
Может, в этот раз он останется, понаблюдает за тем, как тут все работает, но потом вспоминает, что должен быть где‑то еще. Ждет, но на ум ничего не приходит. Только чувство: он должен делать что‑то где‑то в другом месте. Причем скоро.
К тому же оставаться здесь все труднее. Слабая боль маячит где‑то в верхней части тела, то появляясь, то исчезая. Через какое‑то время он понимает, что это. Болит лицо.
Возможно, прекрасный свет наносит вред глазам.
Но это неправильно. В таких случаях должны сработать линзы. Может, они сломались? Он вроде бы помнит, как с его глазами не так давно что‑то произошло, но на самом деле ничто не имеет значения. Ведь всегда можно просто уйти. Так прекрасно, когда неожиданно все твои проблемы получают столь легкое разрешение.
Если от света становится больно, то нужно всего лишь держаться во тьме.
ДИКОСТЬ
– Эй, – жужжит Карако, когда они заходят за угол. – Номер четыре.
Кларк смотрит. «Четверка» где‑то в пятнадцати метрах, а вода сегодня мутная. И все равно она различает около всасывающего отверстия что‑то большое и темное. Его тень извивается на корпусе абсурдно вытянутым черным пауком.
Кларк подплывает ближе на пару метров, Карако рядом. Женщины переглядываются.
Фишер свисает вверх ногами со стальной сетки. Его никто не видел уже четыре дня.
Лени аккуратно ставит на дно сумку, Джуди следует за ней. Два или три гребка, между ними и трубой остается метров пять. Машины вездесуще вздыхают, издавая звук достаточно глубокий, чтобы его чувствовать.