Читаем Ригодон полностью

Это я сам сказал… я резко поднимаюсь, меня качает, но я все-таки держусь!.. «туда! туда!»… вот, я вижу… нашел!.. в темном углу… нечто, похожее на декорацию! что-то в этом роде… прямо в глине… в глиняной стене… какая-то дверь… деревянная… понятно, им нужна моя помощь… они пытаются… ее открыть… куда ведет эта дверь?.. похоже на декорации, как и вся эта лавка… внезапно я замечаю прямо над этой дверью и вдоль всей перегородки, вдоль глиняной стенки, ряды полок… причем не пустых! переполненных!.. они уходят высоко!.. почти до самого верха: буханки хлеба, колбасы, банки с молоком… уверяю вас, очень высоко, повторяю, высота почти в три или четыре раза больше, чем Нотр-Дам… вы мне скажете, что я преувеличиваю, но ведь там были свидетели… как раз то, что нужно, «концентрированное молоко», до фига! а где же детишки?.. они были за дверью… попались!.. да что случилось?.. увязли в глине вместе с Бебером… слышно, как Бебер мяукает… он-то мог бы вылезти… коты, стоит им захотеть, истончаются до невозможности… становятся очень тонкими… наши детишки тоже могли залезть в любую дыру, сразу двенадцать или пятнадцать… я их не считал… к тому же, я вам говорил, они были такие слюнявые, липкие… перекошенные… вам, наверное, интересно: как такие могли влезть в любую дыру или щель!.. я ведь был акушером, так вот, могу сказать, меня всегда очень интересовали трудности при родах… разверзаются ущелья… только в эти редкие мгновения можно наблюдать нежную и совершенно неуловимую работу природы, когда она колеблется и, в конце концов, решается… подлинные моменты жизни, если так можно сказать… а вот у нас как театр, так и литературу интересует в первую очередь коитус, и все, что ему сопутствует!.. набившее оскомину пережевывание одного и того же!.. а ведь оргазм не особенно интересен, как бы ни старались все гиганты пера и кинематографа, сколько бы миллионов ни вкладывали в рекламу, им так и не удалось показать, в чем же заключается главная прелесть этих двух-трех жалких подергиваний крупом… ведь сперма делает свое дело тайно, незаметно, от нас это ускользает… а вот на роды стоит посмотреть!.. проследить!.. до малейших деталей! что же касается оргий!.. то одному богу известно, сколько времени я на это угрохал!.. и все ради двух… от силы трех подергиваний ягодицами! возьмите хотя бы римлян, наших предшественников, они не скупились на зрелища, подделки их не устраивали… если нужно, и перед убийством не останавливались!.. одним ударом меча вскрывали грудные клетки… чтобы сенаторы со своими дамами могли спуститься с трибун на Арену, усмирить кровавую агонию и дать сердцам еще немного побиться, чтобы в финале их можно было вырвать и бросить диким зверям… вот чего не хватает нашим показательным атлетическим состязаниям, именно этих сенаторов с дамами, которые перелезают через канаты, щекочут агонизирующих, а потом вырывают у них сердца и бросают народу… своему несчастному любимому народу, который постоянно ноет безо всякой причины!.. ням! ням! пусть полакомится!.. мы вступили в стадию позднего декаданса… она все продолжается, продолжается, и никак не закончится… совсем как моя жизнь, черт побери!.. я слабовольный… опять я заставил вас ждать… мы же стояли перед этой проклятой дверью, а за ней – все наши детишки… сейчас!.. мы все вместе навалимся на эту дверь!.. тянем, толкаем!.. она качается… качается… сейчас откроется… плюх! я заберу отсюда! все!.. одну… две… три сахарные головы!.. и вдруг целая полка!.. даже две!.. обрушиваются мне на башку!.. весь товар! мне на кумпол! вы скажете: он издевается… вовсе нет!.. и тогда с кирпичом… тоже нет!.. моя голова – это мое несчастье!.. конечно, у меня здоровенная думалка, но не в этом дело… вспомните тот кирпич… судьба?.. или же я просто пытаюсь вас развлечь?.. бом! во всяком случае, раздается звон!.. гонга!.. я ведь не настаиваю… ладно!.. говорю вам: я рухнул и полностью отключился… ничего не слышу, потерял сознание… я уже начал к этому привыкать… просто позор, валюсь с ног из-за любого пустяка… это все кирпич виноват!.. с того фасада в Ганновере… пусть теперь другие поработают!.. а я коматозник!.. кто другие? Лили, Фелипе… признаюсь, на сей раз я и пошевелиться не в состоянии… кажется, они пытаются привести меня в чувство… даже трясут… так мне кажется… постепенно я начинаю что-то слышать… о, я не собираюсь вставать!.. пусть сами бегают!.. приоткрываю один глаз… вижу одного малыша… потом двух… это наши… вылезли из норы… они действительно были там… теперь понятно!.. передо мной мелькают пять… шесть человек… и каждый что-то тащит… куда это они направляются… Фелипе им показывает… ясно, они должны нести все коробки наружу… а что в коробках… думаю, банки с молоком!.. из бакалеи?.. или же из аптеки?.. я всматриваюсь… у каждого по коробке… там не только молоко, хлеб тоже… и еще джем… они идут к выходу… там лежит огромный кусок брезента, который Фелипе нес на голове… он расстелил его снаружи… ребята сновали туда-сюда и складывали коробки и буханки… эти маленькие кретины продолжают пускать слюни, но кажется, теперь они уже лучше держатся на ногах, почти не падают, даже веселятся… а там, на платформах, я не видел, чтобы хоть один засмеялся… дети осваиваются очень быстро, как только начинается какое-нибудь приключение, даже последние дебилы, вроде этих, вдруг включаются в игру, начинают шалить!.. именно так… хоть они и убогие, вам за ними не угнаться, они тянутся к жизни… а вот стариканы, наоборот, все время виснут на вас, виснут, что бы вы ни делали! с наступлением климакса бывший атлет, премьер-астматик превращаются в пустое место, им пора на свалку… они уже достойны насмешек гораздо в большей степени, чем эти хилые и убогие приютские ребята, ведь у детей всегда есть надежда… а бывший атлет уже ничего не может, да и министр, раньше державший нос по ветру, никакого ветра больше не чувствует… наши детишки все сновали туда-сюда… у каждого в руках по банке джема, по буханке… куда они все это несут?.. думаю, к выходу из норы… тут же возвращаются… неплохо бы мне все же встать… посмотреть, что происходит вокруг… заметьте, иллюзий у меня не было… этот огромный свод, этот пузырь из глины долго не продержится… я уже описывал его размеры, примерно в три раза больше, чем Нотр-Дам… еще один такой же сейсмический удар, еще одно сотрясение недр, и от него ничего не останется, он разлетится вдребезги… и все, что внутри, тоже… я бы с удовольствием встал… но где силы?.. к счастью, я уже пришел в себя, но удастся ли мне встать… подходят Лили, Фелипе, помогают мне… о, опять тот же случай – «смелей, малыш»! я сразу это понял… ладно! я готов!.. ползу по пещере… от стенки к стенке… как скользко!.. теперь спуск… всюду мокрая глина… а вот и свет… дневной свет!.. да, точно!.. это здесь!.. я правильно угадал!.. ребята заняты делом!.. они выносят все, что мы нашли, из пещеры, из продовольственного склада, снуют туда-сюда… но что же все-таки зарыто там, в глине… аптека?.. бакалея?.. я так и не понял… уверен, что тот выпотрошенный тип за кассой, разложивший всюду кишки… их очень забавляет… хлеб, банки молока, джем… вереницей… еще и огромное количество отверток… штопоров… консервных ножей… скорее, это все же бакалея… и куча бутылок, то есть фляжек… кажется, в этих флягах – ликер… солидный запас алкоголя… они сваливают все на брезент у входа, я так и предполагал… на брезент Фелипе… солидные запасы у этого бакалейщика!.. зато теперь он получил сполна, с широко разверстым брюхом, все кишки наружу…

Перейти на страницу:

Все книги серии Extra-текст

Влюбленный пленник
Влюбленный пленник

Жан Жене с детства понял, что значит быть изгоем: брошенный матерью в семь месяцев, он вырос в государственных учреждениях для сирот, был осужден за воровство и сутенерство. Уже в тюрьме, получив пожизненное заключение, он начал писать. Порнография и открытое прославление преступности в его работах сочетались с высоким, почти барочным литературным стилем, благодаря чему талант Жана Жене получил признание Жана-Поля Сартра, Жана Кокто и Симоны де Бовуар.Начиная с 1970 года он провел два года в Иордании, в лагерях палестинских беженцев. Его тянуло к этим неприкаянным людям, и это влечение оказалось для него столь же сложным, сколь и долговечным. «Влюбленный пленник», написанный десятью годами позже, когда многие из людей, которых знал Жене, были убиты, а сам он умирал, представляет собой яркое и сильное описание того исторического периода и людей.Самая откровенно политическая книга Жене стала и его самой личной – это последний шаг его нераскаянного кощунственного паломничества, полного прозрений, обмана и противоречий, его бесконечного поиска ответов на извечные вопросы о роли власти и о полном соблазнов и ошибок пути к самому себе. Последний шедевр Жене – это лирическое и философское путешествие по залитым кровью переулкам современного мира, где царят угнетение, террор и похоть.

Жан Жене

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика
Ригодон
Ригодон

Луи-Фердинанд Селин (1894–1961) – классик литературы XX века, писатель с трагической судьбой, имеющий репутацию человеконенавистника, анархиста, циника и крайнего индивидуалиста. Автор скандально знаменитых романов «Путешествие на край ночи» (1932), «Смерть в кредит» (1936) и других, а также не менее скандальных расистских и антисемитских памфлетов. Обвиненный в сотрудничестве с немецкими оккупационными властями в годы Второй Мировой войны, Селин вынужден был бежать в Германию, а потом – в Данию, где проводит несколько послевоенных лет: сначала в тюрьме, а потом в ссылке…«Ригодон» (1969) – последняя часть послевоенной трилогии («Из замка в замок» (1957), «Север» (1969)) и одновременно последний роман писателя, увидевший свет только после его смерти. В этом романе в экспрессивной форме, в соответствии с названием, в ритме бурлескного народного танца ригодон, Селин описывает свои скитания по разрушенной объятой пламенем Германии накануне крушения Третьего Рейха. От Ростока до Ульма и Гамбурга, и дальше в Данию, в поездах, забитых солдатами, пленными и беженцами… «Ригодон» – одна из самых трагических книг мировой литературы, ставшая своеобразным духовным завещанием Селина.

Луи Фердинанд Селин

Проза
Казино «Вэйпорс». Страх и ненависть в Хот-Спрингсе
Казино «Вэйпорс». Страх и ненависть в Хот-Спрингсе

«Казино "Вэйпорс": страх и ненависть в Хот-Спрингс» – история первой американской столицы порока, вплетенная в судьбы главных героев, оказавшихся в эпицентре событий золотых десятилетий, с 1930-х по 1960-е годы.Хот-Спрингс, с одной стороны, был краем целебных вод, архитектуры в стиле ар-деко и первого национального парка Америки, с другой же – местом скачек и почти дюжины нелегальных казино и борделей. Гангстеры, игроки и мошенники: они стекались сюда, чтобы нажить себе состояние и спрятаться от суровой руки закона.Дэвид Хилл раскрывает все карты города – от темного прошлого расовой сегрегации до организованной преступности; от головокружительного подъема воротил игорного бизнеса до их контроля над вбросом бюллетеней на выборах. Романная проза, наполненная звуками и образами американских развлечений – джазовыми оркестрами и игровыми автоматами, умелыми аукционистами и наряженными комиками – это захватывающий взгляд на ушедшую эпоху американского порока.

Дэвид Хилл

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги