Читаем Ригодон полностью

– Все в порядке! Поднимайтесь!

Он должен знать, кто они… те, кто изгнали его из купе…

Теперь они уже сами идут на приступ!.. Первого тендера! Маршал все время на руках! Они бросаются сквозь брызги кипятка и пара… цель достигнута! Они цепляются, они уже там!.. Все в саже!.. В самой куче кокса!.. Им не так уж плохо… а нам, зевакам? Скорей, назад! К нашему вагону!.. Там что-то произошло… они дрались, быть может, они уже всех поубивали?… Особенно волнуешься за детей… Все это ради них… полагаю, нам лучше говорить, что Бебер – это наш младенец, его не видно в сумке, закрыт… да!.. Да!.. Мы уже там… Лили его баюкает… женщины в дверях не пропускают!.. Сами-то они уже пристроились!.. Но Лили – настоящая акробатка… не из последних… она подтягивается на руках! Через окно! Нет больше стекол, одни осколки… Хоп! Она уже на месте!.. Я передаю ей Бебера в сумке… мне будет несколько сложнее… двое наших солдат, двое молчунов помогают, они рядом… хватают меня – каждый за ногу, – и – хоп!.. Я уже там!.. Теперь очередь Ля Виги!.. Осталось только поднажать, слиться, срастись со спутницами, литовками, стоя или у ног их… а может, это боснийки? Я не знаю… и мужья, и бабушки… раствориться… и младенцы повсюду, целыми гроздьями!.. Только представьте, как все это пищит, горланит, вопит, чмокает… сосет грудь!.. Локомотив дрожит… весь состав вздрогнул!.. Трогаемся… теперь локомотив в хвосте, не наш, не прежний, который заплевывал все платформы… Я видел…

– Замечательно, Ля Вига, замечательно! Мы едем!..

Так и есть… о, совсем медленно…

– Маршал едет с нами…

– Говорю тебе, проходимец ты этакий, здесь только один маршал, это я!

Он недоверчиво кривится.

– А ведь, послушай, Росток – Ульм – это не рядом!

– Ульм? Ульм? Ты веришь в свой Ульм?

Не могу утверждать, что верю.

* * *

Верь или не верь, но поезд набирает скорость… очень легко… пф!.. пф!.. Головной локомотив ведет себя более нервозно, чем тот, который толкает нас… задние вагоны заносит… мы внутри, нас трое и Бебер, в плотном месиве этих прибалтийских женщин, малышей и их родственников… уверен, что на нас обратили внимание… но мы все-таки пробрались сюда, черт побери! В эту беспорядочную мешанину задниц, налитых молоком грудей, рук и волос… зажатые и сплюснутые так, что чуть-чуть поднатужиться, и нас выдавит наружу… у меня, по меньшей мере, три бедра на голове… и чужая нога вокруг шеи… об этом вагоне сказали бы, что он набит битком, что он вот-вот расколется, лопнет, развалится на куски, что он уже трещит по швам… его трясет и болтает… расположившись более удачно, мы могли бы увидеть рельсы, шпалы или колеса… и все-таки этот поезд движется, и качка здесь меньше, чем в прибалтийских поездах… а наверху, можно сказать, и совсем здорово!.. А обоз с прокаженными и рыбой… где он сейчас?

Но хватит воспоминаний!.. Обратимся к тому, что происходит вокруг!.. Эти женщины говорят… и правда, какие-то невообразимые слова… хочу сказать, эти языки непонятны… даже самые простые слова, обращения матерей к малышам… Ну ладно! Все же я понял бы, и очень скоро, ну сколько может продлиться это путешествие… способность к языкам? Дар питона и гостиничного портье… идиома – это как мясо, которое кто-то раскачивает перед вами в качестве наживки… и worzt! Клюете! Хватаете его изо всех сил!.. В ритм!.. Но это еще не все, поезд идет, продвигается вперед, я вам говорил, мы все измучены… поезд идет… и наконец, по своему обыкновению, едва не сходит с рельсов, снова попадает на колею, выруливает… теперь немного подытожим, определим свое место… заметим: повсюду, где мы демонстрируем свои физиономии вот уже почти тридцать лет, будь это в пылающих кострах городов, а их десятки полусгоревших, или же на пепелищах, на грудах развалин, от Констанс и почти что до Швейцарии, до Фленсбурга на севере Франции, возьмем Курбвуа, пассаж Шуазель или улицу Лепик, везде и всегда возникает чувство, что я не имею право на существование… ни даже здесь, в Медоне, однако же я бесконечно скромен и до предела учтив, благовоспитан и услужлив, если меня заставили воочию увидеть то, о чем они думали… сперва с помощью петиций и барабанов, потом – громкого оглашения того, о чем шептались, а затем с помощью пластинок и громкоговорителей мне показали, чем я был, во всех подробностях… десять раз Петьо, гипер-Ландрю[24]… супер-Бугра,[25] предатель с двадцатью пятью масками, порнограф с доброй сотней членов… о, ничему не удивляйся!.. Ты тот же самый, невероятный, и в Копенгагене,[26] и даже на Монмартре, и даже в прусском Цорнхофе, а завтра, может даже на Гонолулу… и наглостью было бы жаловаться! Все закаленные души – вокруг него! Возвышенные герои: quos vult perdere! (Розовые страницы).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература