Читаем Ригодон полностью

Теперь вернемся к фактам… с насыпи все видно, как при свете дня… полнолуние, если можно так выразиться… как тихое солнце конца осени… уу-у-у! Но одно маленькое отличие!.. Ну да! Так и есть!.. Шрапнель!.. В облаках! А между разрывами… букеты снарядов… действительно грандиозное зрелище… как на мой вкус!.. И все это под музыкальное сопровождение… я пытаюсь уловить мелодию… спрашиваю у Лили… «ты ничего не слышишь?»… Да! Она слышит вой сирен… Это все!.. Значит, эта музыка звучит лишь для меня одного?… Фелипе?… Он прислушивается… он тоже не слышит музыки, только бомбовая взбучка и завывание сирен… уу-у-у-у! Что же это получается? Я же вовсе не музыкант… мелодии звучат и ускользают от меня… я сказал бы даже, торжественные, героические мелодии… но музыкант – это нечто иное… если бы я был музыкантом… за столько лет, волей-неволей, вам приходится слышать так много… большие и маленькие концерты… я стал бы светским человеком, играл бы роль эксперта, высказывал бы безоговорочные суждения… меня приглашали бы как консультанта… но в данном случае я вроде бы знаю, в чем дело… меня преследует эхо… вибрации тончайших струн?… То тут!.. То там!.. Оно всплывает из этих реминисценций! С удивительной полнотой! Как старая жаба покрывается пупырышками при легчайшем прикосновении… и я потрясен, можно сказать, ошеломлен!.. Я ничего не говорю, у меня полон рот крови, я убежден, моя сорочка и штаны тоже в крови… Фелипе сказал мне: кирпич… это был кирпич… ладно, пусть кирпич!..

В момент суматохи, когда преследователи догнали нас, когда шесть тележек твердо вознамерились покарать нас за то, что мы вырвались вперед, все разрушил взрыв, похоронив этих подлюк под пятью с половиной этажами кирпичей… Почему же при этом ни один из них не мог свалиться на меня?… Где тот, который заметил наш Фелипе… мы ведь тоже здесь стояли!.. Удивительно, что попало только мне!.. Должен сказать, я ощущал некоторое неудобство, не столько из-за кирпича, сколько из-за этого тумака по шее… чуть выше левого уха… травма вовсе не иллюзорная, подтвержденная солидными врачами, двумя… нет, тремя экспертизами в 1916 году и намного позже в копенгагенском госпитале… кости черепа в отвратительном состоянии… Бог ведает, как я с этим смирился!.. Свистки… барабанная дробь… шипение пара… ладно!.. Но мелодия!.. Возникшая из ниоткуда мелодия!.. И подтверждаю: торжественная! Торжественная, как хорал… я бы сказал, симфоническая музыка для этого океана руин… руин игривых, дурашливых… «зыбь языков пламени»… розовых… зеленых… и маленькие потрескивающие букеты… души домов… далеко… очень далеко… танцующие… я предостерегаю Лили:

– Не шевелись, я ее слышу!

– Да я не шевелюсь! Но как ты?… Тебе больно?

А, я не хочу говорить о своей бедной голове!.. Звукосниматель, вот что мне нужно!.. И немедленно!.. До меня долетают только отголоски!.. Крохи!.. Это смешно… не существует великой музыки без оркестровки!..

От боли в виске – к другой!.. Все это приключилось со мной! Вы меня извините!.. Я не собираюсь жаловаться… моя рубашка прилипла к спине… да!.. Я не хотел об этом говорить… какое кривлянье вся эта хроника: я!.. Я!.. Я!.. Европа погибла? Моя сорочка! Моя спина! Я!.. Туу-у-у-он! Туу! Туу! Тревога гнездится где-то… я пытаюсь воспроизвести мелодию… как я жалею, что обойден талантом!.. Туу-у-уш! Слушайте!.. Мне нужно другое ухо, то, что у меня осталось, вовсе не помогает мне слышать… может быть, на пианино, ощупью?… От одной клавиши к другой?… Позже в той дыре в Копенгагене у меня будет время, целых два года… там я сочинял великие симфонии, всегда в память о Ганновере, можно сказать, это были настоящие симфонии, и я их напевал самому себе… как сейчас, не разжимая губ… бру-ум!.. Бра-анг!.. Уу-у-г! Я был единственным, кто никому не мешал… охранники имели обыкновение… то время в дыре, два года, тюрьма К, Veslerfangsel… поскольку я находился в Дании, надо же было меня поместить куда-нибудь…

Теперь же тут, откуда я пишу вам, сквозь звучание пластинок я слышу ветер симфоний… я верю своим ощущениям, я не задаюсь вопросом… я слушаю, умолкаю… не хочу бормотать, как там, в заключении, Vesterfangsel… мне кажется, это пламенные танцовщицы, а не языки пламени, как там в Ганновере… мне говорили, я с ними не знаком… я знаю, где их студия – я поднимался туда два раза… три раза… ночью… я не светский человек, то, чего я не знаю, того я не знаю… несчастный всегда терзается сомнениями… он молчит… я молчу… особа высокородная не колеблется, идет напролом!.. Крушит!.. Отстаивает свое мнение, судит и рядит!.. И плевать ей, что вы можете о ней подумать! Светский человек ничего делать не умеет… но рожденный таким, каким он есть, судья всем, сама непогрешимость, высокомерие и всемогущество!.. Достаточно!.. Бормочите, чтобы никто вас не слышал!.. Он дунет, и вас больше нет!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература