Рихард Зорге

— Мама, ты сейчас видела этот замечательный правдивый фильм. Хочешь ли ты, чтобы было сохранено все, что для блага грядущего и человечества создано в Советском Союзе?

— Хочу, сынок, ради тебя хочу. Потому что это твой мир!

— Видишь ли, мама, Советский Союз окружен врагами. Против него вооружается весь капиталистический мир. Защищать сегодня СССР — значит защищать себя и свою родину.

Бранко сказал матери о самом сокровенном. Он избрал очень трудный фронт разведывательную работу в пользу единственного в мире социалистического государства, потому что эта его работа была в интересах его родины, его народа, всех миролюбивых народов. Он выбрал этот путь добровольно и шел по нему без колебаний.

В последние два года жизни в Париже Вукелич постепенно перестал открыто участвовать в работе марксистских групп. Некоторые его друзья недоумевали: неужели отступил? Думали: женился, получил хорошее место в электрической компании у графа де ля Рока и прощай жизнь, полная лишений и опасностей! Но это была лишь маскировка. Она нужна была Бранко для того, чтобы внешне его поведение не вызывало никаких подозрений.

Бранко вдруг приобрел несколько фотоаппаратов и стал заядлым фотолюбителем. В его парижской квартире появилась маленькая фотолаборатория, в которой он часами просиживал за ванночками с проявителем и фиксажем. Вскоре в парижском иллюстрированном журнале «Ви» был помещен первый фоторепортаж Бранко. Он стал печататься и в других изданиях. И вот Бранко поручили сделать для специального номера журнала «Ви», посвященного Дальнему Востоку, серию фотографий и статей из Японии. Через друзей в Загребе и Белграде он предложил югославской газете «Политика» свои услуги в качестве корреспондента в Токио — и быстро получил из редакции утвердительный ответ вместе с солидными рекомендациями.

И вот ранним утром 29 декабря 1932 года Бранко Вукелич на борту итальянского парохода «Квин оф Сиз» отплыл из Марселя к японским берегам. В Токио его ждал пока что только один член группы — радист Бернхард. Бранко знал: шеф должен появиться позднее. Когда? Об этом ему дополнительно сообщат из Центра. К приезду Рихарда Вукелич уже занял видное положение в Токио, приобрел широкий круг знакомств. Он сошелся с несколькими офицерами японского генерального штаба, был на короткой ноге с английским военным атташе генерал-майором Френсисом Пиготтом, влиятельным корреспондентом агентства Рейтер Майклом Коксом, Джозефом Ньюменом — корреспондентом «Нью-Йорк геральд трибюн», не говоря уже о сотрудниках французского посольства. Все эти и многие другие связи Вукелича впоследствии должны были оказаться очень полезными для Зорге.

Но сейчас, в ресторанчике на Гиндзе, они говорили совсем не об этих делах. Бранко по праву старожила с увлечением рассказывал о токийских достопримечательностях, о японском гостеприимстве, об «икэбана» — классическом искусстве составлять букеты.

— Нельзя ставить много цветов в одну вазу, — громко объяснял Бранко. — Это дурной вкус, все равно что надевать кольца на все пальцы. Здешние девушки учатся в специальных школах, как составлять самые разнообразные букеты, искусно подбирая три цветка, и две веточки или два цветка и одну веточку.

Бранко взял со стола несколько ножей и вилок и стал наглядно показывать, как это делается.

В какой-то момент Рихард, внимательно следивший за манипуляциями Вукелича, скосил глаза в сторону. За соседним столом сидел уже примелькавшийся ему шпик. Видимо, Вукелич был не слишком точен в своих объяснениях «икэбана», и японец, забыв о своей миссии, сгорал от желания вступить в разговор. Вид шпика развеселил Зорге: «Да, нелегкий твой хлеб! О чем же ты напишешь сегодня в отчете своему шефу? Два подозрительных европейца битый час говорили о цветочках…»

Рихард подозвал официанта и попросил счет.

Автомобиль Бранко стоял за углом. Рихард сел на переднее сиденье. Вукелич завел мотор. Машина тронулась. И лишь после этого Рихард достал из кармана небольшой конверт.

— Это для Бернхарда. Здесь несколько коротких шифровок. Их нужно немедленно передать в Центр.

Вукелич кивнул. Бернхард и был тем самым таинственным радистом, который уже успел доставить столько неприятностей полковнику Номуре.

4

В приемную посла Зорге вошел за несколько минут до назначенного времени. Он ничем не выдавал своего волнения. Хильда, секретарь Дирксена, пышная голубоглазая блондинка, приветливо улыбнулась.

— Его превосходительство уже спрашивал о вас, доктор Зорге.

Рихард вошел в кабинет. Широкие окна были задернуты шторами. Комната тонула в полумраке. На письменном столе горела небольшая лампа. Хозяин кабинета сидел в глубоком кожаном кресле и просматривал газеты. Увидев Рихарда, он поднялся и вытянул холеную белую руку в нацистском приветствии.

Потом спросил:

— Как вы себя чувствуете в Токио, доктор Зорге?

— Благодарю вас, господин посол. Конечно, Токио — это не Берлин. Но все же я надеюсь привыкнуть.