Оскар, конечно же, оказался прав: в Токио Рихарду не составило труда вступить в национал-социалистскую партию — человек с рекомендациями от высокопоставленных лиц из Берлина, рьяный приверженец фюрера, он сам мог многому научить ветеранов фашизма. Впрочем, вскоре он и стал это делать, когда был назначен «шулунгслейтером» — руководителем пропаганды в местной партийной организации, ответственным за политическое просвещение ее членов, а также редактором стенгазеты. В этой роли ему удалось подружиться с фюрером нацистской организации немецкой колонии в Токио, руководителем отделения официального германского телеграфного агентства ДНБ, а по совместительству, как и Отт, военным разведчиком Виссе. Как нельзя лучше складывались у Зорге отношения и с корреспондентом газеты «Фелькишер беобахтер» фон Урахом. Он высокомерно держал себя с коллегами — англичанами и французами и совершенно игнорировал советских журналистов. Японские корреспонденты считали его заносчивым пруссаком… Упорно и настойчиво Рихард создавал себе безупречную репутацию правоверного сторонника фюрера.
Однако даже авторитет нациста не гарантировал ему полный успех в работе. Оставалась еще «Кэмпейтай» — японская тайная полиция и контрразведка. А он знал, как она изощрена, и сам успел почувствовать ее неослабное внимание к своей персоне. Достаточно сделать один неосторожный шаг, потерять листок с копией секретного материала или расшифрованной радиограммы — и все рухнет в тот же миг. Поэтому осторожность, осторожность и еще раз осторожность! Все, чему учили его Старик, Василий и Оскар, он передавал своим товарищам, заставлял предугадывать на десять ходов вперед каждый свой очередной ход.
Из отеля Рихард вскоре переселился на частную квартиру, по улице Нагасаки-мати, 30, в буржуазном районе Токио — Акабуку. Но и здесь приставленные к нему слуги не прекращали рыться в его вещах и бумагах; а когда у него собирались гости, Рихард знал — в тот же час это становилось известным в полиции. Он уже к этому привык, делал вид, что ничего не замечает.
Правда, далось это не так уж легко. В каком только обличье не являлись к нему враги! Взять хотя бы историю с этим Аритоми Мацукавой. Однажды он привел с собой какого-то белогвардейца. Тот стал вопить по-русски: «Ненавижу японцев, мечтаю вернуться домой, помогите!» Рихард, конечно, сделал вид, что ничего не понял. Мацукава на этом не успокоился. Принес папку с липовыми «секретами» — предложил: «Купите, очень нужны деньги, проигрался в маджан». Все стало ясно: провокатор. Пришлось взять его за шиворот и выставить из дому. Больше он не появлялся. Но Зорге знал: японская контрразведка и впредь не оставит его в покое, будет держать под контролем каждый его шаг.
7 января 1934 года он радировал в Москву:
«Я особенно не боюсь больше постоянного и разнообразного наблюдения и надзора за мной. Полагаю, что знаю каждого в отдельности шпика и применяющиеся каждым из них методы. Думаю, что я их всех уже стал водить за нос».
Но как изнуряла эта борьба, как отвратительна ему самому была роль нациста! Бередила душу тоска. По Родине. По дому. По Кате…
Группа «Рамзая» развертывала свою работу. Каждый ее член имел строго определенную сферу деятельности. Сам Рихард занимался немецким посольством, обрабатывал и готовил информацию для Центра.
Бранко Вукелич стал «своим человеком» во многих посольствах. Он не только выполнял обязанности корреспондента белградской «Политики» и парижского «Ви», но и помогал руководителю отделения французского телеграфного агентства Гавас, что тоже открывало ему двери в кабинеты крупных политических деятелей.
При первой же встрече с Бранко в Токио Рихард сказал ему:
— Твоя долговременная программа: выяснять, как будут складываться отношения Японии с Соединенными Штатами и Англией. Старик предупреждал: Япония может попытаться напасть на Советский Союз при поддержке этих стран.
Что ж, Бранко глубоко пахал, щедро сеял — и уже начинал собирать первые плоды. Благодаря своим связям в посольствах он получил возможность узнавать и сообщать Рихарду точки зрения американского, французского и британского послов на многие важные вопросы международной политики.
С Ходзуми Одзаки Рихард старался встречаться как можно реже, чтобы — не дай бог! — не навести на него контрразведчиков полковника Номуры. Пресс-конференция. Ложа театра. Тент на пляже. Дипломатический прием. Короткие минуты уединения. Обмен предельно сжатыми, емкими фразами. И снова пауза в несколько недель. От встречи к встрече Рихард проникался все большим уважением к своему добровольному помощнику и верному другу.