Рихард Зорге

Но сбором внешнеполитической информации занимаются по меньшей мере еще три ведомства. Одно из них, так называемую «Организацию зарубежных немцев» — АО, возглавляет гаулейтер Боле. Боле обслуживает Мартина Бормана и лично Гитлера. И вот, отыскивая надежные источники информации в Токио, агенты Боле натыкаются все на того же «надежного человека» — Рихарда Зорге.

К Зорге приходят в конце концов и сотрудники гиммлеровского шпионского центра — представители гестапо и СД. Гестаповским гнездом в Токио руководит полковник Мейзингер. Он занимает в посольстве официальный пост — атташе полиции. Мейзингер — матерый нацистский волк, снискавший даже в среде своих единомышленников дурную славу палача и человеконенавистника. Когда кончится вторая мировая война, этот зверь в человечьем обличье будет казнен по приговору суда народов за свои чудовищные преступления в Варшаве, где он лично убивал ни в чем не повинных детей и женщин. Но пока что Мейзингер из кожи лезет вон, чтобы оказаться на дружеской ноге с влиятельным и осведомленным корреспондентом «Франкфуртер цейтунг». Он всецело доверяет Зорге, ищет в нем единомышленника. Зорге искусно играет свою роль. Мейзингера интересуют сведения о крупных политических деятелях Японии, их слабостях, пороках, подробности их интимной жизни. Рихард «идет ему навстречу». Он дает весьма нелестные характеристики многим японским милитаристам, на которых, по его сведениям, намерены были сделать ставку в Берлине.

Вполне естественно, что информация, поступавшая по всем этим различным каналам в Германию, изобилует противоречиями. Окружение Гитлера расходится в оценках политики и намерений Японии. Среди руководителей нацистских ведомств то и дело вспыхивают раздоры и распри из-за ошибок и просчетов в дальневосточной стратегии.

Но «надежный человек» Рихард Зорге не только путал карты фашистских стратегов. Каждую встречу с представителями военной, дипломатической или гестаповской разведки он использовал для того, чтобы узнать от них побольше о планах нацистов.

Он не изменил себе и на этот раз. Подробно отвечая на все вопросы, интересовавшие полковника Шильдкнехта, Рихард незаметно для собеседника взымал с него «дань» за свои услуги. Полковник был профессиональным разведчиком и не отличался чрезмерной словоохотливостью. Он говорил скупо, стараясь придать особый вес каждой своей фразе. И лишь в конце их беседы сообщил весть, от которой у Рихарда все похолодело:

— В Берлине заканчивается разработка детального плана нападения на Россию.

Рихард призвал на помощь все свое самообладание. Вот она, одна из тех минут, когда от разведчика требуется величайшее искусство скрыть свои истинные чувства, не выдать огромного внутреннего волнения. Как проглотить этот подступивший к горлу комок, если прямо в упор на тебя смотрят внимательные глаза врага? А ведь у него надо еще и выведать побольше об этих страшных планах.

— Так, значит, вы уговаривали господина посла отправить меня к русским в каске и с ранцем за плечами? — как можно более непринужденно спросил Рихард.

— О нет! — Полковник отхлебнул из рюмки глоток коньяку. — В вашем распоряжении был бы вполне достаточный срок, чтобы застать там еще мирное время. Пока что у нас есть дело в Европе. А воевать на два фронта вряд ли фюрер захочет. Подобные эксперименты слишком дорого обходились нам в прошлом.

«Вечер берлинцев» все еще продолжался, но Рихарду не хотелось возвращаться в зал. Он был слишком взволнован: война стоит у порога его дома. Пройдет какое-то время, и фашистские бомбы полетят на головы ничего не подозревающих людей, на мирные города и деревни. И сейчас, может быть, он единственный советский человек, который знает о надвигающейся катастрофе. Скорее, как можно скорее предупредить товарищей, поднять тревогу, забить во все колокола! Пусть знают в Москве: враг готовится к смертельному прыжку.

Рихард ускорил шаги. Хорошо бы разыскать Клаузена: быть может, он все еще там, в зале. Но в зале Клаузена не оказалось. Пройти в сад, поискать его там решает Рихард и тут же слышит, как его окликают сразу несколько голосов. Подвыпившие сотрудники посольства требуют, чтобы он обязательно чокнулся с ними в честь «народного единения». Все подходят к стойке, поднимают бокалы. Рихард почти автоматически произносит несколько высокопарных фраз.

Вино выпито.

Кто-то лезет к нему целоваться.

Наконец Рихард в саду. На листок блокнота ложится текст шифровки.

— Дорогой Рихард, неужели вы не можете забыть о работе даже в такой вечер?

Чей это голос?

Рихард поднял глаза: Хильда?

— Я охочусь за вами целый вечер. Но вы просто неуловимы. То уединяетесь с шефом. Теперь решили заняться какой-то писаниной. Прошу вас, уделите несколько минут женщине, которая, может быть, всю жизнь ждала этого мгновенья.

«И эта напилась», — подумал Рихард.

— С удовольствием, дорогая Хильда…