Рихард Зорге. Джеймс Бонд советской разведки

Вообще говоря, по работе я поддерживал связь только с четвертым управлением, а через него и с другими организациями. После 1929 года у меня не было никаких отношений с другими организациями. Конечно, нет сомнений в том, что четвертое управление обсуждало с высшим руководством Красной Армии и членами Политбюро ЦК все военные и общеполитические вопросы, связанные с моей работой за рубежом. (Не знаю, была ли какая-либо связь с Наркоминделом.) Думаю, что наверняка те доклады и материалы, которые я посылал начальнику управления из Японии, четвертое управление рассылало и другим адресатам. Новый начальник управления, как и его предшественник Берзин, был в тесных отношениях с руководителями партии. Будучи ветераном партии, он гордился, что Ленин, Сталин, Ворошилов были его старыми друзьями".

Вероятно, Зорге так и не узнал, что Ян Берзин (Петерис Кюзис), после возвращения из Испании в мае 1937 года вновь назначенный начальником Разведупра и произведенный в армейские комиссары 2-го ранга, уже в августе того же года был арестован, а 29 июля 1938 года расстрелян по обвинению в "троцкистской антисоветской террористической деятельности". Реабилитировали его в 1956 году, за 8 лет до официального признания Зорге героем.

В Японию Зорге на этот раз летел через Сибирь, на одном из первых германских самолетов, отправлявшихся на Дальний Восток. С помощью своих знакомых из германского посольства Зорге очень скоро стал одним из наиболее информированных и авторитетных журналистов, прекрасно разбиравшимся как в политических проблемах Японии, так и в проблемах японо-китайских взаимоотношений.

Но Зорге занимался не только сбором журналистской и разведывательной информации, но и научным исследованием Японии. Это было необходимо как для успешной разведывательной работы, так и для удовлетворения его собственной страсти к научным исследованиям, которые, возможно, оценят грядущие поколения. В предсмертных "Тюремных записках" Зорге утверждал: "Я не намеревался действовать только как почтовый ящик для информации, собираемой другими. Напротив, я считал абсолютно необходимым лично приобрести наиболее полное понимание проблем Японии… Моя научно-исследовательская работа в Японии была абсолютно необходима для моей разведывательной деятельности. Без этой работы и общего культурного базиса моя секретная миссия была бы невозможна, и мне никогда не удалось бы закрепиться в посольстве и германских журналистских кругах. Больше того, я никогда не смог бы пробыть безболезненно и спокойно в Японии в течение 8 лет. В этом смысле наибольшее значение имело именно мое основательное изучение и знание Японии, а не ловкость и не какая-либо специальная подготовка в московской разведывательной школе…

Знания, приобретенные мною в период проведения работы в Японии, ничуть не уступали тем, которые были получены мною в немецком университете. Ознакомившись с вопросами европейской экономики, истории и политики, я, кроме того, провел три года в Китае, изучил прошлую и современную его историю, его экономику и культуру, к тому же я занимался широкими исследованиями в области его политики.

Еще в период пребывания в Китае я, стремясь составить общее представление о Японии, написал несколько работ об этой стране… К моменту ареста в моем доме имелось от 800 до 1000 томов различных книг. По-видимому, они доставили немало хлопот полиции. Большинство книг относилось к Японии. Я собирал все книги японских авторов, переведенные на иностранные языки, все лучшие работы иностранных авторов, посвященные Японии, а также все лучшее из переводов выдающихся произведений Японии различных времен…

Я изучал древнюю историю Японии… политическую, социальную и экономическую историю древнего периода… Полученные знания помогли мне разобраться в вопросах японской экономики и политики современного периода. Поэтому я детально изучил аграрную проблему, затем перешел к проблемам мелкой и крупной промышленности и, наконец, тяжелой промышленности.

Поскольку в соответствии с законами все это держалось под строжайшим секретом, мои исследования не приносили желаемого результата, и проводить их стало даже опасно. Разумеется, я изучал также положение в японском обществе рабочих, крестьян и мелкой городской буржуазии… В свете знания древней истории Японии я смог лучше понять внешнюю политику современной Японии, то есть быстрее давать оценку вопросам внешней политики современной Японии.

Я интересовался также развитием культуры и искусства Японии. Изучал периоды Нара, эпоху Киото, Токугава, следы влияния различных китайских течений, а также период развития Японии после Мэйдзи…"