- Европейцев мы не можем арестовать без специального разрешения премьер-министра. Особенно - из наших арийских братьев.
- Нельзя медлить, Доихара-сан! - воскликнул полковник. - Последняя шифровка передана этой ночью. Может быть, сейчас радист снова вышел в эфир.
- Терпение - половина успеха, - охладил его пыл генерал. - Одной радиограммой больше, одной меньше, когда их было около тысячи, уже не имеет значения. Я сам добьюсь во дворце разрешения на арест всех троих европейцев. Пока не следует тревожить и этих двух.
Взяв со стола две фотографии и продолжая разглядывать их, Доихара прошелся из конца в конец кабинета:
- Да, это будет переломный момент и в отношениях с нашими арийскими братьями... Это дело - престиж и посла, и Риббентропа, и Гиммлера. И даже Гитлера.
- Конечно же вы, Доихара-сан, понимаете это... - то ли спросил, то ли подобострастно подтвердил Номура.
- А! Сколько с ними ни лижись, все равно когда-нибудь придется кусаться.
Низко кланяясь, в комнату вошел сотрудник отдела.
- Что у тебя?
- Станция контроля сообщила, что к этому объекту звонил секретарь германского посольства. Он попросил, чтобы объект явился к послу в двенадцать ноль-ноль.
- Хорошо. Иди.
Генерал снова холодно усмехнулся:
- На этот час я тоже приглашен в германское посольство. Посол не может без своего друга даже чихнуть. - Он направился к дверям. - Не торопись. Но не оставляй без наблюдения ни на секунду.
* * *
Рихард проснулся со странным, давно уже забытым чувством легкости и спокойствия. В раскрытых окнах теплый осенний ветер колыхал занавеси. Пахли цветы, расставленные в больших вазах. С вечера этих цветов еще не было.
"Ханако...". - с благодарностью подумал он. И вспомнил: сегодня 4 октября, день его рождения. 46 лет.
Он не изменил распорядка и в этот день. Начал его с просмотра газет. Исчертил полосы разноцветными пометками. Отложил газеты, включил радиоприемник. Сквозь разноголосицу эфира проступил голос диктора: "...Радиослушатели! Передаем "Последние известия". От Советского Информбюро. Вечернее сообщение третьего октября. В течение третьего октября наши войска вели упорные бои с противником на всем фронте. Особенно ожесточенные - на Западном направлении...".
Рихард встал, прихрамывая, подошел к карте.
"...В воздушных боях сбито шестнадцать самолетов противника. Наши потери - восемь самолетов...".
Из прихожей послышался звонок. Рихард переключил приемник на музыку, спустился на первый этаж, открыл дверь.
- Доброе утро! - На пороге стояли Анна и Макс. - Мы по дороге в контору.
- Заботы поднимают "капиталистов" чуть свет? - усмехнулся Зорге.
Макс ответил ему в тон:
- А всю ночь мучают кошмары: прибыль, убыль, дефицит. Нужен срочно профицит...
- Ну-ну, не прикидывайся! Небось сердце трепещет, когда глядишь на вывеску: "Фирма "Макс Клаузен и К°"!
И, пригласив в гостиную, предложил:
- Чаю или кофе?
- Мы уже завтракали, - сказала Анна. - А у тебя, как всегда, шаром покати? - Она подала пакет с едой.
Они поднялись в кабинет, а женщина осталась внизу у окна.
Макс сказал, что ночью он выходил на связь из машины на Йокагамском шоссе, передал донесение и получил шифровку из Центра.
Рихард взял листок, снял с полки книгу, стал наносить на листок буквы.
- Снова просят ответа: да или нет, - сказал он.
- Да или нет? Я передам в одну секунду.
Зорге прошелся по комнате. Остановился около радиста:
- Но в этой секунде итог всех лет нашей работы здесь... - Он помедлил: - Мы еще не можем дать ответ.
Анна снизу позвала: уже пора идти, служащие в конторе.
- Как она? - спросил Зорге.
- Тревожится, - ответил Клаузен. - Хочет домой.
- Остался последний рывок.
- Ты говоришь так каждый год, Рихард... Ну, я пойду.
- Ты-то сам как?
- Мне что? Я - солдат... Хоть и без погон.
Рихард проводил Клаузена до двери. Анна не удержалась:
- Ты плохо выглядишь.
- Ерунда, - махнул Рихард рукой. - Не вешай нос, Анна.
Когда они ушли, начал собираться и он. Первым на этот день у него был намечен визит в Дом прессы на Гиндзе, где он должен встретиться с Вукеличем.
В кабинете агентства Гавас стены увешаны рекламными плакатами и картами. Флажки на картах, как в каждом учреждении Токио, да и, пожалуй, во всем мире, обозначали положение на фронтах Второй мировой войны. Стрекотал телетайп. Вукелич кричал в телефонную трубку:
- Париж? Париж?.. Мадам, куда, к дьяволу, девался Париж? А, будь оно проклято, разъединили!
Он бросил трубку, подбежал к телетайпу, сорвал ленту и тут только увидел вошедшего Зорге, распростер для объятий руки и приказал находившейся в этой же комнате миловидной девушке:
- Теперь меня ни для кого нет. Я занят, умер, ушел завтракать.
- Понятно, мсье, - отозвалась она и прикрыла дверь.
Зорге проводил девушку взглядом:
- Откуда она у тебя?
- Беженка из Парижа. С рекомендательным письмом от моего патрона.
На всякий случай Рихард посоветовал:
- Будь осторожен, Бранко.
Вукелич улыбнулся. Потом стал серьезным:
- Что-нибудь есть оттуда?
Рихард кивнул:
- Только одно: да или нет? Какие новости?