Рихард Зорге: заметки на полях легенды

"…Клаузен — единственный из трио, доживший, чтобы самолично рассказать о происходившем — судя по всему избежал неприятностей, рассказав своим пленителям все, что те хотели. По словам Ёсикава, и Вукелич, и Клаузен признались "через два-три дня. Клаузен стал говорить сразу. Он жаловался на свое сердце. Он ни мгновения не колебался (гудзугудзу сэдзу), прежде чем начать давать показания"[34]…"

А.Г. Фесюн:

"…Вдова Вукелича Ямасаки Ёсико вспоминала рассказ адвоката мужа Асанума о том, что "Клаузен рыдал, всячески ругал Зорге, говорил все, только чтобы спасти свою жизнь, в то время как на меня и даже на следователей большое впечатление произвели Зорге и Вукелич, их спокойствие, собранность и уверенность в правоте своего дела"…

Всё это нашло отражение в протоколах его допросов. Которые со временем были опубликованы в Японии. И могли стать (а может, и стали) известны советским властям.

У Макса Клаузена было больное сердце. Макс Клаузен очень хотел жить. Долго жить.

Японским следователям он сказал всё, что те от него хотели.

И даже более того — я имею в виду его характеристики Зорге, рассказы о его собственном саботаже, о стремлении навредить шпионской деятельности Зорге, о ненависти к коммунистическому режиму, о любви к японскому народу и т. д.

Советские лидеры от него хотели намного меньшего.

Они всего лишь хотели подтверждения существования давно продекларированной ими "телеграммы про 22 июня".

Почему Клаузен должен был отнестись к ним с меньшим почтением, нежели он отнесся к желаниям японских следователей?

Так в его интерпретации "радиограмма Зорге про 22 июня" превратилась в "радиограммы Зорге про 22 июня".

Макс Клаузен своей жизненной цели добился. Прожил долго. Он умер в 1979 году, намного пережив всех остальных участников группы Зорге.

Но хватит о грустном.

Вернемся к вещам более серьезным.

Итак.

Серьезные исследователи — зоргеведы об этой телеграмме (про 22 июня) сегодня не вспоминают.

А зря, по-моему.

Тому же господину Роберту Вайманту простительно — он не знает, судя по всему, о реалиях бывшей советской жизни. Но наши-то, наши. Ведь прекрасно знают, что советская публицистика, в том числе, историческая (или — тем более историческая), всегда находилась под самым плотным, самым пристальным вниманием Идеологического отдела ЦК КПСС.

Поэтому, все перепевы на тему "телеграммы Зорге про 22 июня" не могли не идти с благословения этого органа. Если не из него самого вообще.

Особено, учитывая, что впервые эта песня прозвучала в исполнении политического обозревателя "Правды", центральной газеты ЦК КПСС.

Нет, молчат про эту телеграмму историки — зоргеведы.

Потому что, если комментировать эту ситуацию, надо как-то признавать и то обстоятельство, что ноги у истории про "телеграмму о 22 июня", растут из того же самого органа, который шестьдесят лет лелеял красивую историю про высокое партийное недоверие к Рихарду Зорге.

А не хочется.

Поэтому, молчат объективные историки.

Будто не было разговоров об этой радиограмме в течение сорока с лишним лет.

Сорок лет была. А сегодня, чудеснейшим образом, нет ее в наличии.

Что же есть?

Давайте-ка не поленимся, и посмотрим.

Хочу только оговориться.

Предлагаемый анализ не имеет целью сказать что-то плохое о самом разведчике. Рихард Зорге честно и самоотверженно делал свою работу и, в конце концов, отдал жизнь за свои идеалы и за Советский Союз.

Речь, естественно, идет не о самом Рихарде Зорге — совершенно неординарном человеке и, действительно, потрясающем разведчике.

Речь идет о политических спекуляциях, в которых бессовестно использовали его имя советские коммунистические деятели. А сегодня так же бессовестно используют беззаветные борцы с коммунизмом.

Итак.

Вот все восемь донесений "Рамзая" (псевдоним Зорге) за первую половину 1941 года, приведенные в "Малиновке". То есть, были в этот период, конечно, и другие радиограммы. Но касались они информации по Японии, поэтому в данный сборник не вошли.