Рихтер и его время. Записки художника

Так вот: несмотря на разницу в возрасте, с Тюнеевым молодого Рихтера связывала дружба. Их отношения не походили на отношения учителя и ученика. Однако учиться все-таки было надо. Накопилось много сочинений, возникали трудные вопросы, и решили сделать еще одну, последнюю попытку начать профессиональные занятия.

Для уроков по композиции Тюнеев порекомендовал опытного педагога – Сергея Дмитриевича Кондратьева.

Педагог

Это был человек одинокий и замкнутый, с тяжелым характером, подозрительный. Он происходил из семьи видного чиновника царской России и теперь постоянно ждал репрессий.

Он сторонился людей, и его окружали лишь те немногие, кому он полностью доверял. Страдал припадками ипохондрии, был мнителен и постоянно считал себя больным. Окружающим приходилось серьезно заботиться о нем. Наверное, он раздражал людей, но его природный ум и воспитание все же вызывали сочувствие. Его старались понять, оправдать, ну, словом, прощали.

Между тем он до того боялся быть на виду, что избегал всякой работы, кроме нескольких частных уроков, которые давал по рекомендациям. Это и составляло весь его доход.

В семье нового ученика он встретил понимание и участие. Мать Рихтера, как могла, старалась помочь одинокому музыканту. Его неустроенный быт и слухи о плохом здоровье все больше занимали ее внимание. Она его жалела.

А время шло. Занятия складывались трудно.

Конечно же, педагог знал свой предмет. Но он оказался упрямым и скучным педантом, наделенным, к тому же, непреклонной волей…

Бесконечные теоретические рассуждения и анализ совсем подавляли музыку. Самостоятельность и одаренность ученика его раздражали. Объясняя, он холодно смотрел в глаза, чеканил слова и отстукивал по столу сухой маленькой ладонью. Временами эти уроки становились подлинным духовным преследованием, анатомированием по живому. Холодной насмешливой критике подвергалась каждая нота.

Такой педагог-деспот – явление страшное для человека талантливого. Прошло немало времени, пока наконец не стало ясно: из таких занятий опять ничего не выйдет.

Но, несмотря на неудачу, отношение к педагогу в семье не изменилось, и его дружба с матерью будущего великого музыканта осталась прежней…

Вот как об этом вспоминал сам Рихтер: «Если бы не Кондратьев, я, вероятно, никогда бы не бросил сочинять…»

Глава седьмая

Первый интерес к фортепьянной музыке пробудил в нем фа-диез мажорный ноктюрн Шопена, который часто играл отец.

Из воспоминаний Святослава Рихтера:

«Много лет спустя в одном из парижских пансионов, где я жил, хозяйка, в прошлом пианистка, попросила меня сыграть этот ноктюрн.

Я признался ей, что еще с детства, когда я впервые услыхал ноктюрн в исполнении отца, я хотел выучить и сыграть его, потому что об этом много раз просила мама. Но ноктюрн я так и не сыграл! “Но, если Вы этого хотите, – добавил я, – дайте мне ноты, и я Вам его охотно сыграю”. И сразу подумал: как странно – сколько раз меня об этом просила мама, и я этого не делал, а теперь просит совсем посторонний человек – и я делаю.

Ноты были тут же принесены: я быстро просмотрел ноктюрн и сыграл его хозяйке.

Когда сыграл, меня как будто осенило: сегодня 10 ноября – день рождения моей мамы…»

Но вернемся в Одессу, в годы его отрочества.

Он уже участвует в самодеятельном кружке при одесском Доме моряков. Однако по-прежнему много играет для себя. Его внимание начинают привлекать чисто фортепьянные сочинения. Среди них Концерт Шумана и ранние сонаты Бетховена.

Особенно ему нравилась в те годы Девятая соната, ее вторая часть, самое ее окончание…

В это время в его внутренний мир, кажется, всецело заполненный музыкой, приходит еще и литература. Среди первых увлечений – пьесы Метерлинка, романы Диккенса и сочинения Гоголя.

Толстого он любил меньше, хотя вокруг все им восторгались.

Пасха

Два-три теплых дня – и от южной зимы нет и воспоминаний.

Над морем солнечно. Рваные белые облака легко и низко плывут, задевая горизонт, и нет в них уже ни дождя, ни снега…

Пасха. В доме все вымыто, все свежо и красиво. И хотя мало денег, мать, как всегда, умеет сделать праздник из ничего. На блюде – пасхальные яйца. Но крашеных только половина. Темно-красные смешаны с белыми, и получается одновременно и нарядно, и строго.

Кулич и какая-то снедь уже на столе, покрытом ослепительной скатертью. Квадратная лампа в стиле модерн сверкает промытым стеклом и начищенной латунью.

На Святой каждый день кто-то приходит. Погода стоит ровная. В открытые окна залетают первые бабочки. Пахнет морем и землей. Сыроватый воздух еще прохладный, но уже совсем не простудный…

В этом году в Одессе гастролировал Малый театр. И весь город с восторгом смотрел «Ревизора» с Климовым, Аксеновым и Яблочкиной.

А в опере давали «Аиду» в блестящей постановке. Дирижировал Прибик. Пели: Кипаренко-Доманский, Любченко и Гужова.

Это была захватывающая жизнь, жизнь, полная счастливых надежд и согласия со всем миром…