Рики Макарони и Наследники Врагов

Как ни драматична была ситуация, сложившаяся в голове у юноши, поначалу он банально запаниковал. Раньше таких ощущений не было. При одной мысли, что в человеке наличествует кровоток, или желчь вырабатывается, или пища переваривается, ему становилось дурно. Такое чувство, словно он мог разложить организм на составляющие, как будильник, а потом не сумел бы собрать обратно. Казалось, даже своими мыслями он нарушает собственную жизнедеятельность; разумеется, причиной этого нестерпимого отвращения были кровожадные воспоминания Волдеморта.

— Ну, это правильно, — согласился Марк. — На Востоке очень трепетно относятся к жизни. Магглы, правда, сейчас деградируют, как и везде, но колдуны так и носятся с всякими зверушками, которые прямо такие грациозные, да эстетичные! По–моему, это даже неразумно. Ну, так что?

Рики стало немного легче, когда разговор переключился на эстетику. С чувством благодарности к Марку он постарался как можно подробнее представить клумбы с цветочками…

— В его лабораториях при операциях соблюдалась стерильная чистота, — рассказывал тем временем Пит. — Павлов полагал, что только если после операции животное осталось здоровым, эксперимент удался.

«А не удалось, так и черт с ним, — одобрительно произнес Волдеморт. — Всегда можно начать с начала. Вот как я с тобой».

— А я всегда считал, что Павлов мучил подопытных собак, — зачем‑то возразил Рики.

— Вовсе нет. Напротив, он старался не нарушать жизнедеятельность организма даже во время опытов…

При слове «организм» младшему Макарони сделалось совсем дурно.

«Я знаю слишком много всяких анатомических подробностей. Не надо!» — но почему‑то Рики не мог заставить себя произнести это вслух.

— … и обеспечить по возможности долгую жизнь. Удивительно, что о нем закрепилось другое мнение…

Рики автоматически запомнил эту фразу, хотя в тот момент еще не понял, что она означает. А Пит продолжал разглагольствовать и отвечать на вопросы любознательного Эйвери. Его младший брат дорого бы дал за способность по желанию отключать слух.

— …Вероятно, у магглов много гениальных ученых, — с некоторым удивлением произнес Марк.

«Подумаешь, ученый! Настоящие гении всегда экспериментируют на себе», — с гордостью добавил Темный лорд, чего Рики уже не выдержал и без объяснений покинул комнату брата.

Ворочаясь в кровати, юноша пытался очистить голову, чтобы провалиться, наконец, в сон. Он уже осознал, Пит пытался убедить его, что у всякой вины есть границы. Что общее мнение не всегда совпадает с истиной. Но Рики никто не обвинял. Он сам себе казался строгим и беспощадным судьей.

Если бы Назойлик родился в средневековье, скорее всего, он сделал бы себе приличную карьеру и, если бы сумел благообразно подать свои садистические наклонности, может, даже был бы причислен к лику святых. Но с эпохой ему не повезло так же, как и с родителями: британская общественность двадцатого века однозначно определила его как тирана, неудавшегося диктатора и особо опасного преступника.

Однако обычно Рики старался думать об этом как можно меньше. Пятнадцать минут, проведенных вдали от научного разговора, значительно улучшили его самочувствие. Когда Рики вернулся, парни успели отойти от проблемы нравственности экспериментов над братьями меньшими, и были увлечены куда более банальным делом — разглядывали неприличные фотографии, позаимствованные у Сэма, лучшего друга Пита.

Фотографиями внезапно заинтересовался и Темный лорд. Этого никак нельзя было ожидать, исходя из того, что Рики знал о его жизни. Несомненно, Том Реддл и в нормальном‑то возрасте больше внимания уделял изучению черной магии, чем противоположному полу. А теперь ему должно было стукнуть около девяноста лет!

«Зачем тебе?» — удивился Рики, невольно вспоминая хихикающее привидение Плаксы Миртл и ее слова: «Надо же, какой старый пень, а безобразничает!».

«Дай посмотреть! — невозмутимо требовала окаянная нечисть. — Все равно я сейчас бездельничаю!».

Согласно сложившейся привычке, Рики, как правило, старался действовать ему наперекор. Но покинуть компанию повторно без всякой видимой причины ему было неудобно, тем более что Марк уже поманил его присесть рядом и предложил те картинки, которые он уже просмотрел.

Комментарии Волдеморта отличались разнообразием. Он довольно часто отпускал одобрительные либо критические замечания относительно достоинств фигуры той или иной модели, но при этом успевал каждый раз возмутиться, какими бесстыдными в наше время сделались магглы, раз снимают голых девушек, а значит, их давно следует приструнить. И разумеется, его методы как нельзя лучше годились для этой цели. Кроме того, Лорд нередко гадал, «как растолстеет вот эта к сорока годам», или мечтал, «вот бы ее повесить вверх ногами и надавать по заднице». Кажется, в этом темная сущность нашла себе сносное развлечение.