Рикошет

Раньше я никогда не отдавала руководство мужчине, никогда не позволяла полностью контролировать себя. Это приходило с доверием. Его было тяжело заработать, и после опыта в ванной я решила, что Ник был единственным человеком на планете, за которым я последую в воду так, как и последовала.

Меня беспокоило, что он держал свои желания на коротком поводке — чувствовал, что не может полностью отпустить себя со мной. Это было тем, что я могла вернуть ему.

Меня нельзя было назвать хрупкой женщиной. Я была ожесточенной. Обученной противостоять даже самым мрачным желаниям. Маленькой части меня было стыдно признаться, что я находила утешение в этой темноте. Что я жаждала порочности и боли. Не глубокой, проникающей боли, как порезы, которые я переносила от ножей Майкла, или кнутов, которые он использовал на моей спине, а животное желание впиться когтями, кусать, ударить, разорвать его на части, не в силах выдержать мысль о том, что его не будет во мне. Вот что я думала о Нике.

Если я правильно его прочитала, он тоже этого хотел.

Ник снова открыл ящик рядом со мной, и звон у меня над ухом заставил меня повернуться, чтобы увидеть длинное лезвие, которое он положил на ночной столик. Я заставила себя сглотнуть, мое сердце подпрыгивало в грудной клетке, кровь стыла от паники. Возможно, он неправильно понял.

Мне нужна была страстная боль. Не увечье.

С края кровати жар от его взгляда прожигал дыры на моем лице, а я изучила острые зубцы ножа и подняла свой взгляд на Ника. Я подозревала, что могущественные, хищные глаза изучали меня, ища какие-то признаки страха.

Я правильно прочитала его. Я оказалась права на его счет и собиралась доказать это. Даже если бы на мгновение он подумал, что может причинить мне боль, в моем сердце я знала, что он не мог. Эта темнота под поверхностью была яростью от его боли, и я намеревался дать ему освобождение — то самое освобождение, которое он показал мне в ванной. Эйфорию от победы над страхом, призраками, которые держали нас на расстоянии. Я хотела, чтобы он сломил тьму, как и я сломила страх перед водой.

Я откинулась на подушку и, сдавшись, кивнула.

Резкий рывок его брови вверх был последним образом, который я унесла в темноту, что пришла с повязкой на глаза.

Только звук разрыва, движение холодной рукояти по моей груди и слабая прохлада на коже были кратким предупреждением, прежде чем он зажал мои руки за спиной, используя рукава рубашки, которую я позаимствовала.

— Мне нравится срезать с тебя одежду. Я хочу купить тебе целый гребаный гардероб из рубашек и трусиков, которые я смогу разрывать, когда захочу. — Он прикусил мою нижнюю губу, втянув ее в рот, прежде чем отпустить.

— Или я могу продолжать заимствовать твою одежду.

Пока рубашка удерживала меня в плену, он снял с меня бюстгальтер, и зубами мягко провел по твердому пику моего соска, прежде чем укусил меня.

Застонав от радости от того, что мои руки связаны, пока он играл с моей грудью, я наклонила голову назад, приподняв оба пика вперед, и позволила ему сделать то же самое с другой грудью.

— Посмотри, как твое тело реагирует на меня. Словно создано специально, чтобы я мог сыграть на нем. — Он был другим по сравнению с тем, что было ранее, звучал спокойно, но властно.

Теплая рука Ника скользнула по моему бедру и внутрь свободных боксеров, пока он не нашел мое влажное лоно. Боксеры скользнули к моим лодыжкам, сковывая ноги, когда он затягивал ткань вокруг них, и двигая руками вверху, я раздвинула колени в стороны, давая ему разрешение поиграть с моим клитором.

Он удерживал меня там, ерзающую и извивающуюся, ожидающую его прикосновения.

— Пожалуйста, Ник, — облизывая губы, я приподняла задницу с кровати, покрутив бедрами, поскольку боль тянула глубоко внутри.

— Почему, Обри? Разве ты не видела, на что я способен? Почему ты хочешь дразнить эту сторону меня?

— Потому что, — сказала я, — я хочу всего тебя. И если это то, кем ты являешься, то я жажду именно этого. — В темноте я представляла себе черты Ника — глаза, подбородок, лицо, натянутое и жесткое, его тело, напряженное, когда он всматривался в меня с такой интенсивностью и любопытством. Мои ноги раздвинулись под ним. — Пожалуйста, прикоснись ко мне. Сделай что-нибудь. — Тепло пульсировало по моему телу — потребность почувствовать, как его руки заставляют меня сходить с ума. Я бы коснулась себя, если бы не связанные запястья.

Он едва касался своим телом моих сосков, пока его губы ласкали мое горло, и я издала долгий, гудящий стон, который, вероятно, напоминал раненое животное. Его пальцы скользнули в меня, входя и выходя, словно два поршня.

— Ник, дай мне больше.

— Ты хочешь больше?

— Да, дай мне больше.

— Хорошо. Я сделаю это. Да простит меня Бог, если я причиню тебе боль.

Он освободил руки от рубашки и вытянул их над моей головой, где они были прикованы к постели, хоть он и не снял повязку.

Тепло его тела покинуло меня, и щелчок закрывшейся двери заставил меня поднять голову с подушки.