Рикошет. Высокое напряжение. Инферно. Полное блюдце секретов

– Так чей «баян» – то? Ну, в смысле, шприц?

– Не знаю. Может, Марат оставил? Он же спешил.

– Может. Всё может. Только не хочется мне по новой вам песни петь про дачу ложных показаний. Что за дачу можно лишиться дачи. Ничего сказал? Поэтому идите, Николай Филиппович, и снова думайте. Про дачи. И как говорят наши отечественные бандиты: «Не дай бог случится „непонятка“ – сразу начнётся разборка». Всё, уважаемый, свободен.

* * *

Младенца нашли в мусорном баке. Завёрнутого в рваную белую тряпку с розовыми полосками. Нищий, пытаясь добыть в мусоре что-нибудь съестное, наткнулся на свёрток, а развернув, выронил и убежал.

Младенец был похож на куклу. Вовчик видел как-то в супермаркете такую. С открывающимися глазами и ртом. Сто долларов.

Но это была не кукла. Когда-то живое существо, которое, едва появившись на свет, успело разве что глотнуть воздуха и крикнуть. А потом… Что было потом, может определить только экспертиза.

Белкин осторожно разорвал окровавленную тряпку. Мальчик. Длинная пуповина переплела крохотные ножки. Вовчик выпрямился и огляделся.

– Старый, давай подальше от бака отнесём. Вон, на траву, – обратился он к стоявшему рядом участковому.

– Велели не трогать, пока эксперта с медиком не будет.

– Плевать. Что ж ему, у помойки лежать?! Не мусор же.

Белкин, ухватившись за краешки тряпки, приподнял ребёнка и перенёс на траву.

– Вот суки, – вздохнул участковый. – Зачем рожать-то, если не хочешь? Аборт сделай, а если прозевала, оставь в больнице. Гробить-то на хер?

– Может, мертвый родился?

– Сомневаюсь. Зачем тогда в мусор бросать?

– Да мало ли? Хоронить сейчас дорого.

– Что за житуха?! Чернуха сплошная. Вот что показывать надо, а не «настоящую Америку». Настоящую Россию. Козлы.

К кому была обращена последняя реплика, участковый не уточнил, а Вовчик и не переспрашивал. Русский язык тем и хорош, что одним, весьма простым словом можно очень точно передать настроения и свои чувства.

– Откуда принести могли?

– Да откуда угодно. Вон, две женские общаги, с той стороны ещё одна. И домов куча.

– «Глухарь» значит. По общагам, конечно, можно пробежаться, с комендантами поболтать, а по домам как ходить? Здрасьте, это не вы там в помойку дитё выкинули? Тьфу…

Вовчик снова склонился над тельцем. Сегодняшний случай был, к сожалению, не так редок. Убийства новорождённых – весьма распространённое преступление. И, как правило, нераскрываемое.

– Дождись группу, – немного помолчав, обратился Белкин к участковому. – Я этот подъезд обойду, три окна рядом, может, видел кто-нибудь.

Что именно должен был видеть этот «кто-то», Вовчик тоже не стал уточнять. Всё и так понятно. Козлы.

ГЛАВА 7

– Ты версии начальнику РУВД будешь строить или проверяющему из Главка. А нам они без надобности. Когда будет за этим столом Марат-акробат сидеть в наручниках, вот тогда и будем умничать.

– Да не строю я версий. Так просто рассуждаю.

Казанцев недовольно скомкал испорченный бланк «усовки» – запроса в информационный центр для проверок на судимость – и метко закинул его в корзину.

– Не, писать бумаги в такую жарищу строго противопоказано. У тебя в поликлинике никакого блата нет? Справочку бы сотворить, что товарищу Казанцеву К. Н. категорически запрещено писать какие-либо бумаги – позволительна лишь роспись в ведомости на зарплату – в связи с тяжёлым состоянием здоровья. Ну, или что-нибудь в таком духе. Представляешь, поднял бы меня начальник РУВД на совещании, начал бы вставлять по поводу какого-нибудь ОПД, а я раз и справочку на стол, извиняемся, мол, не можем.

– Тогда после совещания тебе всё же пришлось бы написать одну бумажку – рапорт на увольнение. Наше министерство держится на трёх китах – на бумагах, процентах и проверяющих. И если один кит утонет, ведомство тоже рискует пойти ко дну. Чёрт, где там Белкин с мичуринцами? Время пить «Херши».

Как бы услышав вопрос Гончарова, на пороге «убойного» кабинета возник Вовчик.

– Виноват, господа. Сами знаете, наш суд – самый тягомотный суд в мире. Я уж и так, и эдак. А мне всё одно талдычат: «Вы оказывали психологическое давление на подсудимого? Он утверждает, что оказывали. А ещё он утверждает, что вы заставляли его курить наркотики и под их влиянием он дал вам обличающие себя показания». Я им: «Ясное дело, заставлял. Двое ему рот раскрывали, а я дым вдувал». Тут они давай мне вопросы наводящие задавать, один другого умнее. А не обзывал ли я товарища «козлом»? А не угрожал ли товарищу тюрьмой? Мне в конце концов надоело, я и спросил: «Граждане участники процесса, скажите толком, что вам от меня надо? Мне на задержание ехать пора». А они опять за своё: «Не было ли у вас внутреннего убеждения, что подсудимый не виновен…» Насилу вырвался. Ну что, ломанулись?

– Да, поехали. И так опаздываем.