Рикша

Обычно он во всем ей повиновался, но сегодня она выглядела по-другому, и Сянцзы призадумался. Он попытался собраться с мыслями, однако усталость мешала сосредоточиться. Сянцзы вкатил коляску во двор и бросил взгляд на комнаты, где жили рикши,– там было темно, наверное, все уже спали, а некоторые еще не возвратились. Поставив коляску на место, он подошел к комнате Хуню. Сердце тревожно билось.

– Входи же! Поговорим! – сказала она не то всерьез, не то шутя. Он помедлил и вошел.

На столе – еще неспелые груши с зеленоватой кожицей, водка и три фарфоровые рюмочки. На великолепном блюде – цыпленок в соевой подливе, жареная печенка и прочая снедь.

Хуню предложила ему сесть:

– Я уже перекусила, теперь ты угощайся!

Она налила ему водки. Резкий запах спиртного, смешиваясь с запахом жареного цыпленка, дразнил аппетит.

– Выпей и закуси! Не стесняйся! Я уже сыта, знала, что ты вернешься, только что гадала на косточках.

– Я не пью, – сказал Сянцзы, рассеянно глядя на рюмку.

– Не пьешь, так убирайся вон! Я ведь из добрых чувств, а ты не ценишь! Глупый ты, Лото, выпьешь – не умрешь. Я и то могу выпить еще четыре ляна. Не веришь? Гляди!

Она налила почти полную рюмку и, закрыв глаза, залпом выпила.

– Теперь ты! – сказала она, подняв его рюмку. – Не выпьешь, за ворот вылью!

Злоба душила Сянцзы, он готов был ударить Хуню – как она смеет над ним издеваться! Но Хуню всегда была с ним добра, да и со всеми держалась запросто – зачем же ее обижать!

«Не хочешь обижать, – подумал он, – расскажи о своей беде!» Он не был словоохотлив, но тысячи слов готовы были сейчас сорваться с его уст. Хуню над ним не смеется – она угощает его от души.

Он взял рюмку, отпил. Живительная влага медленно разлилась по телу. Сянцзы поднял голову, расправил плечи и вдруг совсем некстати икнул. Хуню рассмеялась. Он с трудом допил рюмку и опасливо покосился на комнату хозяина.

– Отца нет. – На лице Хуню блуждала улыбка. – Он уехал в Наньюань к тетке на день рождения. Его не будет три дня.

Она снова наполнила его рюмку. Сянцзы стало не по себе, в сердце закралось недоброе предчувствие. Но уйти он не мог. Лицо Хуню было так близко, яркие губы улыбались, кофточка сверкала и переливалась. Сянцзы почувствовал какое-то неведомое ему волнение. Хуню не стала красивой, но в ней появилось что-то живое, привлекательное. Казалось, это не она, а другая, незнакомая женщина.

Он не старался понять, что именно в ней изменилось, не мог принять ее сразу такой, но и уйти не хватало сил. Он раскраснелся. Отпил еще глоток для храбрости.

Он даже забыл, что собирался пожаловаться ей на свою судьбу. Он то и дело поглядывал на Хуню и ощущал какую-то смутную тревогу. Наконец он понял, чего ей от него нужно, и желание горячей волной захлестнуло его. Теперь он видел в Хуню только женщину.

Напрасно Сянцзы предостерегал себя, сдерживал. После трех рюмок он забыл об осторожности.

Он смотрел на Хуню затуманенными глазами и удивлялся, почему ему так весело, с чего это он так расхрабрился. Ему хотелось испытать что-то неизведанное, радостное. Он больше не боялся Хуню, она уже не казалась ему свирепой тигрицей, он мог взять ее на руки, как котенка, такой ощущал прилив сил…

Свет в комнате погас.

На другой день Сянцзы проснулся очень рано и тотчас выкатил коляску. В голове шумело, мучила изжога – вероятно, оттого, что впервые выпил, но Сянцзы старался не замечать этого. Наслаждаясь утренним ветерком, он сел на землю и стал размышлять. Головная боль пройдет, а вот душевный покой не скоро вернется.

Сянцзы находился в смятении. Его мучил стыд, сердце сжималось в предчувствии беды.

Почему Хуню так поступила? Оказалось, она – не девица, а ведь Сянцзы уважал ее… Да и никто о ней плохо не отзывался. Говорили только, что она очень сердитая и невоздержанная на язык.

Случившееся ночью казалось нелепым, как дурной сон. Сянцзы последнее время не бывал в «Жэньхэчане», как же она могла его ждать? А может, ей все равно – с кем?…

Сянцзы опустил голову. О женитьбе он пока не думал, но, как у всякого деревенского жителя, у него были на этот счет свои взгляды. Если он обзаведется собственной коляской и наладит жизнь, то поедет в деревню и возьмет в жены молодую, сильную и трудолюбивую девушку, которая умеет и сготовить и постирать. Обычно его ровесники, Даже семейные, тайком бегают по белым домам [9]. Сянцзы никогда этого не делал: он решил во что бы то ни стало выбиться в люди и не хотел тратить деньги на женщин, кроме того, он знал, как страдают от дурных болезней завсегдатаи публичных домов. А ведь некоторым из них нет и двадцати! Наконец он просто хотел остаться порядочным человеком, достойным своей будущей жены. Он мечтал жениться на невинной девушке и сам желал быть чистым. А теперь… теперь…

Он вспомнил о Хуню. Друг она, может быть, неплохой, но какая она безобразная, старая и бесстыдная! Вспоминать о ней было противнее, чем о солдатах, которые отняли у него коляску и чуть не лишили жизни! И она – его первая женщина! Из-за нее Сянцзы стал распутником…