Рилла из Инглсайда

— Рилла не носит цветных платьев… она ходит только в белом, — возразила Бетти Мид.

— Белый цвет наиболее выгоден для ее внешности, — сказала Ирен многозначительно. — А черное, как мы все знаем, совершенно не идет ей при ее цвете лица. Но, разумеется, я не утверждаю, что она не носит траур по этойпричине. Только… это странно. Если бы мойбрат погиб, я была бы в глубокомтрауре. У меня не хватило бы духунадеть что-то другое. Должна признаться, что я разочаровалась в Рилле Блайт.

— А янет! — воскликнула верная Бетти Мид. — Я думаю, что Рилла просто замечательная девушка. Признаюсь, что несколько лет назад я действительно считала ее слишком тщеславной и смешливой; но теперь в ней этого нет. Не думаю, что найдется в Глене другая девушка, такая же бескорыстная и мужественная, как Рилла, или такая, которая всегда исполняла бы то, что ей поручено, так же ответственно и старательно. Наш молодежный Красный Крест десятки раз был на грани развала и непременно развалился бы, если бы не ее такт, выдержка и энтузиазм… и ты, Ирен, отлично это знаешь.

— Но яже не черню Риллу, — сказала Ирен, широко раскрывая глаза. — Я лишь покритиковала ее за бесчувственность. Думаю, она ничего не может с этим поделать. Разумеется, она прирожденный организатор… все это знают. Она очень любит всем распоряжаться… и я признаю, что без таких людей не обойтись. Так что, Бетти, пожалуйста, не смотри на меня так, словно я сказала что-то совершенно ужасное. Я вполне готова согласиться, что Рилла Блайт — воплощение всехдобродетелей, если это может тебя удовлетворить. И, вне всякого сомнения, это добродетель — оставаться совершенно равнодушной к тем событиям, которые буквально раздавилибы большинство других людей.

Некоторые из этих замечаний Ирен были позднее пересказаны Рилле; но они не обидели ее так, как обидели бы прежде. Они не имели для нее никакого значения — вот и все. Жизнь была слишком полной, в ней не оставалось места для мелочности. Было обещание, данное Уолтеру, была работа; и все долгие трудные дни и недели той горестной осени она оставалась верна своему долгу. Новости с фронтов оставались неизменно плохими, так как Германия одерживала победу за победой над несчастной Румынией.

— Иностранцы… иностранцы… — бормотала Сюзан с сомнением в голосе. — Русские или румыны, кто бы они ни были, они иностранцы, и за них нельзя поручиться. Но после Вердена я не стану терять надежды. И не можете ли вы сказать мне, миссис докторша, дорогая, Добруджа [95]— это река или горная цепь или состояние атмосферы?

В ноябре в Соединенных Штатах прошли президентские выборы, и Сюзан с жаром обсуждала их ход… то и дело извиняясь за то, что так возбуждена.

— Никогда не думала, миссис докторша, дорогая, что доживу до такого дня, когда буду интересоваться тем, кого янки выберут себе в президенты. Это лишь доказывает, что нам не дано знать заранее, до чего мы можем дойти в этом мире, а потому мы не должны быть самодовольными.

Одиннадцатого числа Сюзан долго не ложилась спать, якобы для того, чтобы закончить очередную пару носков. Однако она по нескольку раз в час звонила в магазин Картера Флэгга и, когда пришли первые сообщения о том, что избран Хьюз, торжественно проследовала наверх, в комнату миссис Блайт, где, остановившись в ногах кровати, объявила новость взволнованным шепотом.

— Я подумала, что если вы не спите, то вам будет интересно об этом узнать. Я думаю, это к лучшему. Может, конечно, случиться и так, что он тоже всего лишь будет строчить дипломатические ноты, миссис докторша, дорогая, но я жду от него большего. Правда, меня никогда не привлекали бакенбарды, но нельзя иметь все, что хочешь, сразу.

Когда утром пришли известия, что все же вновь избран Вильсон, Сюзан круто сменила курс, чтобы ветер оптимизма вновь подул в ее паруса.

— Что ж, как говорит пословица, лучше иметь дело со знакомым дураком, чем с незнакомым, — заметила она бодро. — Не то чтобы я утверждала, будто Вудро — дурак, нет-нет, хотя иногда кажется, что он совсем рехнулся. Но он, по крайней мере, хорошо пишет ноты, а про Хьюза мы и этого не знаем. Учитывая все обстоятельства, я хвалю этих янки. Они проявили здравый смысл, и я готова это признать. Кузина София хотела, чтобы они избрали Рузвельта, и была очень раздражена тем, что они даже не включили его в число кандидатов. Мне самой очень хотелось бы, чтобы он стал президентом, но мы должны верить, что такие вопросы решает Провидение, и удовлетворяться этим… хотя, что Всевышний задумал в этой истории с Румынией, я постигнуть не могу… говорю это со всем благоговением.

Сюзан «постигла» это — или ей так показалось, — когда правительство Асквита [96]ушло в отставку и премьер-министром стал Ллойд Джордж.