Рим должен пасть

Само собой они с Квинтом хорошо напились и вкусно перекусили. Правда, за свой счет. Никто не выделил им дополнительных средств на расходы. Вероятно, Памплоний считал, что морпехам вполне хватало того, что им оказана высокая честь сопровождать его персону к невесте. Видимо, по той же причине военный трибун отдыхал не с ними, а на какой-то специально отведенной для него вилле, одной из тех, что в изобилии располагались вдоль дороги. Вообще по многим, казалось бы, довольно незаметным деталям чувствовалось, что они, еще недавно окраинные жители римских земель, попали в самое гнездо цивилизации и постепенно приближаются к его центру.

— Интересно, какая она? — вдруг спросил Федор, когда они с Квинтом наливались отличным красным вином, закусывая его жареным мясом и луком.

— Ты о ком? — Квинт оторвался от еды. — А-а, о будущей жене Памплония? Уверен, она тщедушная изнеженная бабенка, да к тому же с придурью. Какой еще быть дочери сенатора?

— Это почему? — удивился сержант.

Квинт выпил вина и продолжил свои разглагольствования:

— Говорят, она молодая еще. Совсем девчонка, пощупать нечего.

— А ты откуда знаешь? — поинтересовался Федор. — Тоже брат рассказывал?

— Да нет, — ответил тессерарий. — Марк Клавдий Марцелл — фигура видная. О нем много слухов ходит. Ну, сам понимаешь, о его дочке тоже.

— И что рассказывают? — напряг уши любопытный опцион.

— Да всякое, — Квинт откусил сочный кусок мяса и, размеренно работая челюстями, стал рассказывать. — Крепкий старик, говорят, этот Марцелл. Ему сейчас пятьдесят два должно быть. Хороший вояка, тяжел на руку. Чуть что — сразу в драку. Такой шкуру живьем сдерет и не поморщится.

Квинт прожевал, наконец, все, что было во рту, и его голос зазвучал более разборчиво.

— Он еще с пунийцами повоевал в молодости, ну, когда мы за Сицилию с Карфагеном схватились, а потом выгнали их оттуда. За это Марцелл немало наград получил и среди них самую почетную — corona civica[71] — за то, что спас в бою своего брата. В общем, папаша у будущей невесты — герой Рима, хотя и не без придури.

— Это как? — не понял Федор.

— Любит воевать не по науке, а как древние герои, один на один. Аристократ хренов. Или малыми отрядами. Большие армии недолюбливает. Это мне брат тоже рассказывал, зашел как-то разговор о его подвигах. Сейчас же вся сила в легионах, верно?

— Верно, — кивнул Чайка.

— Да и вообще этот Марцелл греков обожает.

— Это как? — изумился Федор. — Как твой овдовевший дедок, что на коров перешел?

— Да нет, ты что, — замахал руками Квинт и чуть не подавился от возмущения, — в этом деле все нормально, он баб любит. Есть, конечно, крепкозадые и среди изнеженных сенаторов, но этот вроде не замечен пока. Женат. Я хотел сказать, что Марцелл очень любит тех, кто с греческой ученостью хорошо знаком. Осыпает их похвалами и почестями. Потому что сам сенатор, говорят, недоучился наукам, хотя и пытался. Слишком много времени на войне проводил. Вот наш Памплоний и блеснул вовремя знаниями, что своей начищенной кирасой. И угодил в зятья к сенатору.

— Свадьбы же еще не было, — осторожно заметил Федор. — А невеста что, согласна?

— А это не важно, — отмахнулся Квинт. — Если папаша Марцелл с Памплонием стакнется, то невесту уже никто и не спросит. А у них, скорее всего, уже все оговорено. Так что скоро начнутся свадебные обряды, и станет наш Марк Акций Памплоний большим человеком. Наверняка в Рим переедет.

— А про дочку что рассказывают? — не отставал Федор, у которого от вина вдруг разыгралось любопытство.

— Я же тебе уже объяснял, — обиделся Квинт. — Какие у вас в Калабрии все тугодумы. Тщедушная, изнеженная бабенка. Говорят, что умна, читает много. Тоже греков любит. А вот военных на дух не переносит. Да мне вообще деревенские бабы нравятся больше, чем эти городские. Они простые и без вывертов. Здесь все при всем. Едят хорошо, работают много. И уж если пустил руки в дело, прижав где-нибудь в стогу, считай, твоя.

Федор молча слушал тессерария, поедая оливки. Рассказы друга по части сексуальных приключений были ему не в новинку.

— А эти городские, — Квинт махнул рукой, — тощие, просто ужас! Да и вообще, нам с тобой, например, к ней не так просто подкатить. Этой неженке ведь стихи надо сочинять или прочее дерьмо. Тьфу! Бедный Памплоний. Да и не ровня мы ей, хоть и карьера у нас с тобой, брат Тертуллий, быстро в рост пошла. У нее папаша сам знатный вояка, да уже в чинах и званиях. Что ей до каких-то легионеров.

— Слушай, — мысль, подспудно беспокоившая Федора на протяжении всего разговора, наконец-то прорезалась, — ты ведь мне рассказывал, что легионерам нельзя жениться.

— Ну, рассказывал, — не стал отнекиваться Квинт.

— А чего же тогда Памплоний свадьбу затеял? Да еще посреди войны.

— Ну, война в Риме всегда с кем-нибудь идет, — ухмыльнулся Квинт, — и ворота в храм Януса всегда открыты.[72] К тому же Памплоний не чета нам с тобой. Он из сословия плебеев и очень богат. А потому нашему военному трибуну можно гораздо больше, чем простым легионерам. Вот так, брат Тертуллий.