Рим или смерть

- Берсальеры, мы идем первыми. Задача проста - взять виллу или умереть. Помните, Гарибальди смотрит на вас, не посрамите Ломбардию! Разрешите выступать? - обратился он к Гарибальди.

- Разрешаю, - ответил Гарибальди.

Агуяр подвел ему коня, Гарибальди вскочил на него, поправил лихо заломленную набок шляпу и крикнул берсальерам:

- Вперед, встретимся на вилле!

Он выехал на открытую площадку перед Вашелло, выхватил саблю, и в ту же секунду, заглушая крик легионеров "Вива Италия!", с бастиона Мерлуццо грянул мощный орудийный залп.

Последняя, решающая атака началась. Впереди неслись Гарибальди и уланы Мазины. Неудержим был их порыв, и ничто: ни бешеный ружейный огонь французов, ни картечь - не могло их остановить. Через кустарник и заросли мирта, через трупы, через раненых, своих и чужих, с двух сторон прорвались они к парадной лестнице виллы Четырех Ветров.

Со всех ступенек лестницы, из окон, заложенных мешками с землей, на них обрушился град пуль.

- Рассыпаться цепью! - крикнул Манара берсальерам.

И вот уже ломбардцы и отряд римских добровольцев во главе с Гаэтано Сакки начали обтекать виллу с флангов.

У парадной лестницы осталась горстка улан со своим командиром Анджело Мазиной. Он пришпорил гнедого коня, вихрем взлетел по ступенькам лестницы на первый этаж и ворвался в главную залу. И здесь его и коня настигли пули французских снайперов, укрывшихся за мраморными статуями. Смертельно раненный конь рухнул на паркетный пол и покатился к стене, увлекая за собой уже мертвого Мазину. Но с двух сторон в залу уже ворвались гарибальдийцы, берсальеры Манары и римские волонтеры и схватились врукопашную с егерями и зуавами.

А с бастионов римляне, неотрывно следившие за битвой, с криком "Победа, победа!" тоже ринулись толпой к вилле, на помощь гарибальдийцам.

Полчаса спустя в парке и на вилле Четырех Ветров не осталось ни одного французского солдата.

Рим ликовал. На площади дель Пополо, у Квиринала, монастыря Сан Сильвестро, ставшего казармой гарибальдийцев, римлянки обнимались с защитниками баррикад, а раненые подкидывали в воздух костыли и палки и кричали: "Удино, где же твои африканские львы?!" Триумвират готовил праздничную иллюминацию, Розелли - приказ о награждении отличившихся в боях.

Глава десятая

ПОСЛЕДНИЕ СЛАВНЫЕ ДНИ

Не было иллюминации, недолго длилась радость. Виллу Четырех Ветров гарибальдийцы взяли, но удержать ее оказалось невозможно.

Удино ввел в бой свежие силы, французы снова начали штурм виллы. Верхний ее этаж обрушился, две уцелевшие колонны рухнули в истоптанные виноградники и заросли мирта; парк и сама обгоревшая вилла окутались желтым дымом.

К вечеру немногие уцелевшие гарибальдийцы отошли к вилле Вашелло. У стен виллы Четырех Ветров, в парке, на проклятой аллее смерти, навсегда осталось лежать до тысячи храбрецов.

Мадзини прибыл на виллу Вашелло в самый разгар боя. Он стоял рядом с генералом Авеццаной и смотрел, как французские ядра падают на виллу Четырех Ветров, как рушатся стены, погребая под собой гарибальдийцев, как слабеет их ответный огонь. А французы волнами накатываются на превращенное в руины здание.

- Если Гарибальди не удержит виллу, Риму не спастись, - сказал Авеццана.

- Знаю, но честь Рима и всей Италии он уже спас, - ответил ему Мадзини.

Теперь он воочию убедился - душа обороны Рима не Розелли, а Гарибальди.

В сумерках бой утих - французы укреплялись на виллах Четырех Ветров и Валентини, а гарибальдийцы ждали их атаки, в этот раз уже на крепостные ворота Сан Панкрацио.

До чего же поредели ряды защитников города! Самые большие потери понес принявший на себя главный удар гарибальдийский легион. Но и теперь римляне не собирались сдаваться на милость врага.

Гарибальди со своим штабом разместился на вилле Саворелли, сразу за крепостными воротами Сан Панкрацио. Под грохот орудийных залпов решали, что предпринять в этом критическом положении.

В строю осталось две с половиной тысячи волонтеров, из них треть раненые. Да и уцелевших почти некому вести в бой. За день у вилл Четырех Ветров и Валентини полегло больше ста офицеров, и заменить их некем. Предпримут французы новую атаку свежими силами - ворота Сан Панкрацио не удержать. Остается одно: взорвать их и погибнуть самим, но не сдаться врагу.

Атаки французы, однако, не начинали. Победителей поразило и устрашило мужество побежденных. В этот роковой для судеб республики день, 3 июня, защитники Рима сражались не на жизнь, а на смерть, с бесстрашием людей, которым дальше отступать некуда.

В последнем рукопашном бою за виллу Четырех Ветров был смертельно ранен семнадцатилетний гарибальдиец Энцо Феррети. Вечером того же дня отец Энцо, - грузчик, привел к Гарибальди в штаб младшего сына, тринадцатилетнего Марио.

- Научи его, Джузеппе, отомстить за брата, - только и сказал он.

Повернулся и пошел назад в свой римский квартал Трастевере.

Мальчишка смотрел на Гарибальди с обожанием и тревогой.

- Иди, Марио, к фуражиру, пусть выдаст тебе форму. Скажи, я велел, и Гарибальди ласково потрепал его по плечу.