«Рим, или Второе сотворение мира» и другие пьесы

Входят  К а р о л а,  Л о й к с е н р и н г  и еще один  м о л о д о й  ч е л о в е к. Карола и Лойксенринг в дождевиках. Молодой человек — тот самый «больной» — воплощение героя-любовника в романском вкусе. Его очень красят дорогие солнечные очки. На нем тоже дождевик — но с каким шиком он его носит! Когда молодого человека раскутают — это будет очень походить на снятие покрывала с памятника, — окажется, что он одет в своего рода национальный немецкий костюм — ту самую форму баварского лесничего, которая повсеместно вызывает всеобщую зависть и восхищение. Но пока еще до этого не дошло.

М о л о д о й  ч е л о в е к. Buenas tardes, capitán[6].

К а р о л а. Пойду приготовлю комнаты (Уходит.)

Г о с п о ж а  ф о н  Б р а а к. Это Рауль.

А н д е р с о н. Добро пожаловать, господин Рауль. (Пристально всматривается: где-то он его уже видел.)

Г о с п о ж а  ф о н  Б р а а к. Рауль, это капитан Андерсон. Сейчас будет готова ваша постель.

Р а у л ь. Muchas gracias, capitán[7]. Здесь очень тепло.

Госпожа фон Браак раскутывает его.

Gracias.

Испанские слова в его речи не должны производить впечатления нарочитости. Он произносит их вполне естественно. Он вообще держится очень просто и естественно.

Надежное убежище. Muchas gracias, capitán.

Г о с п о ж а  ф о н  Б р а а к. Присядьте. Или хотите сразу лечь?

Р а у л ь. Зачем?

Г о с п о ж а  ф о н  Б р а а к. Вы же больны.

Р а у л ь. Все прошло.

Лойксенринг берет пончо дамы и дождевик Рауля и выходит.

А н д е р с о н. Рюмку водки?

Р а у л ь. Ни капли спиртного. Разрешите не снимать очки. Свет режет глаза. (Шутливо.) Я вообще избегаю яркого света. Вы уже предъявили паспорта?

Г о с п о ж а  ф о н  Б р а а к. Здесь это не принято.

Р а у л ь. О! Это легкомысленно. (Вынимает свои документы.)

А н д е р с о н. Вы же слышали — здесь это не принято. Пойду включу отопление. (Уходит.)

Г о с п о ж а  ф о н  Б р а а к (тихо). Нет сомнений — это он.

Р а у л ь. Ну так как? Успеем до утра?

Г о с п о ж а  ф о н  Б р а а к. У нас почти двадцать часов — до прихода доктора.

Р а у л ь. Доктор придет около пяти. К этому времени мы должны уже пересечь границу.

Часы бьют один раз — половина восьмого.

Значит, в нашем распоряжении восемнадцать часов. Не позже половины второго я дам сигнал трогаться.

Г о с п о ж а  ф о н  Б р а а к. Оказывается, время от времени тут проходит пограничный патруль. Надежно ли укрыта машина?

Р а у л ь. Сеньоре самой не сыскать. Будем надеяться, что капитан не утратит своей обходительности. Восьмидесятилетний старик хрупок, как пакт о ненападении.

Г о с п о ж а  ф о н  Б р а а к. При случае постарайтесь ввернуть что-нибудь о желтом окне. О теплом свете, манящем путника. Спектр его чувств слегка инфантилен.

Р а у л ь. Только бы Лойксенринг не сорвался.

Г о с п о ж а  ф о н  Б р а а к. Ему нельзя пить.

Р а у л ь. Нам всем нельзя пить.

Г о с п о ж а  ф о н  Б р а а к. К сожалению.

Входит  Л о й к с е н р и н г. Он молча подходит к столику у окна, где все еще стоит бутылка водки, и отвинчивает крышечку.

Р а у л ь. Поставьте бутылку на место!

Лойксенринг прикладывается к горлышку. Рауль вырывает у него бутылку, завинчивает крышечку и ставит бутылку на столик.

Удивительно, до чего вы распустились, как только оказались в этой стране. Здесь полицейский режим, а вы ведете себя, словно мы на блаженных островах.

Л о й к с е н р и н г. В горле пересохло.

Р а у л ь. Попросите на кухне стакан минеральной воды.

Л о й к с е н р и н г. Водки.

Р а у л ь. Получите виски, когда дело будет сделано.

Г о с п о ж а  ф о н  Б р а а к. Как поступим с дочкой?

Л о й к с е н р и н г. Водки.

Р а у л ь. Вы меня огорчаете, коллега. Обычно именно вы проповедуете сдержанность.