Рим: история города

Огромный фасад храма знаком всему миру, частично потому, что с центрального балкона произносятся судьбоносные слова «Habemus рараш»[33]. Здесь же на Рождество и Пасху папа благословляет город и весь мир. Золотая надпись, обращенная к нам и вечности, говорит о том, что перестройку базилики закончил именно Павел V, и исполнена чрезвычайного напора. Но не к фасаду хочу я привлечь ваше внимание. Ступайте на крыльцо (если, конечно, вы не в шортах и ваши плечи прикрыты). С обеих сторон при входе в базилику вас будет обтекать толпа. Держитесь центра и смотрите на бронзовые двери, они и являются главным входом. Всего здесь пять дверей, и крайняя справа открывается только в юбилейные годы, как, например, в 2000 году. Иногда центральные двери открываются либо только для входа, либо только для выхода. Когда я был здесь последний раз, они открывались для выхода, и потому я выбрал стратегическую позицию с угла, чтобы хорошо все рассмотреть и в то же время не быть сметенным людским потоком. Вряд ли кто из посетителей взглянул на двери еще раз.

Двери бронзовые, потемневшие от времени и почти не отполированные руками фанатиков. На них имеются по три большие и по две маленькие панели с барельефами. Вокруг дверей можно видеть императорские бюсты и обрамление из виноградных лоз. Если присмотреться, заметно, что верхний фрагмент створок добавлен позже — свитки и надписи стилистически совсем другие, к тому же видно место соединения. Полтора столетия разделяют эти панели и основные части створок, которые были сделаны для старой базилики еще во время понтификата Евгения IV (1431–1447). Когда его преемник Николай V понял, что базилика может разрушиться, он приказал ее перестроить, при этом первоначальный фасад и главный вход полагалось встроить в новое здание. Так все и оставалось, пока за работу не взялся Микеланджело. У него был свой план относительно нового фасада, и прообразом архитектурного решения послужил Пантеон. Спустя 150 лет после начала проекта Карло Мадерно, по повелению папы Павла V, снес фасад вместе с входом. Но двери посчитали достойными того, чтобы сохранить, при этом к ним прибавили верхние панели, чтобы вписать их в новый проем.

Двери — работа флорентийца Антонио Авелино, по прозвищу Филарет. Этот греческий псевдоним означает любовь к добродетели. Филарет работал над проектом и отливкой дверей с 1439 по 1445 год, и, хотя считается, что в техническом отношении его работа уступает творению Лоренцо Гиберти — бронзовым дверям баптистерия Сан-Джованни во Флоренции, — двери базилики Святого Петра представляют собой наглядное учебное пособие, демонстрирующее, как в оформление общественно значимого памятника следует внедрять политико-теологический аргумент.

Захолустный город

При папе Евгении IV Рим и папство чувствовали себя спокойно. Евгений IV правил сравнительно долго — шестнадцать лет, перед ним был папа Мартин V (1417–1431), его понтификат длился четырнадцать лет. Стабильность — вот в чем нуждались больше всего. В предыдущей главе мы видели, что большую часть XIV века в Риме не было пап, и даже XV век начался с проблем, известных как Великая схизма, или раскол. На протяжении периода с 1378 по 1417 год было, по меньшей мере, два соперничающих папы — один в Авиньоне, другой в Риме. В худшие времена пап было даже трое. Город стремительно беднел. Из-за политических схваток пап и антипап дворцы и церкви находились в небрежении. Эти несчастья усугубили падение империи, о величии которой напоминали лишь античные руины. В период раннего Ренессанса к развалинам проявили интерес ученые-гуманисты. В 1430 году, в период раскола, Поджо Браччолини посетил город вместе со своим приятелем, ученым-гуманистом Антонио Луско. Он вспоминает, как тогда выглядел Рим:

Мы с удивлением разглядывали городские пустыри и вспоминали о былом величии разрушенных зданий, превратившихся в античные руины; размышляли о чудовищном падении великой империи и печальном непостоянстве Фортуны. Антонио, казалось поначалу утратив дар речи, оглядывался по сторонам и только вздыхал, а потом воскликнул: «О, Поджо, как непохожи эти руины на Капитолий, о котором писал наш Вергилий: “Блещет золотом там, где тогда лишь терновник кустился”[34]. Как справедливо замечено: “Бывшее золото поросло колючками”! И все же сознаюсь: величественные руины Рима я не сравню ни с каким другим городом. Эта катастрофа превосходит несчастья всех других городов…»