«Рим, конечно Рим», или «Итальянское танго»

— Синьорина Ларина? Вас беспокоит сам «сливочный» маэстро, встревоженный отсутствием вестей. Вы принимаете мой ультиматум? Брависсимо! По этому случаю я вношу в вокальную программу некоторые изменения специально для вас, прелестнейшая.

— Гимн Советского Союза или песню «Подмосковные вечера»? Не стоит, сеньор Бельканто, я предпочитаю классику.

— А я — послушных, но храбрых малышек! Вот что, детка… — Он перешел на обычный дружески-небрежный тон. — Имел великодушные намерения «пасти» тебя завтра весь день. Все-таки прощание с Римом. А ты ещё не посетила его главные достопримечательности — центральную свалку и колонию бомжей, живущих в старых баржах. Там целое бандитское логово! Очень хотелось прогуляться с тобой в криминогенной обстановке, вспомнить былое. К несчастью, дела. Прости. Только одна, пожалуйста, туда не суйся. Это не аристократическая забегаловка «Лиловая свинья». Слышишь, детка, постарайся сохранить свою мордашку без фингалов.

— Будет не просто, но я найму телохранителя, — ответила Кристина с двойственным чувством.

Ее радовала забота Санты и его намерение, путь не реализовавшееся, провести последний день вместе. Но этот насмешливый тон, намеки о синяках, о тяге к бесконечным авантюрам… Очевидно, для Санты Кристина Ларина всегда останется легкомысленной девчонкой, ввязывающейся в сомнительные переделки.

Каким бы ни был официальный вердикт, из всех передряг скандального процесса Кристина вышла победительницей — жертва «оборотня» Лиджо, сумевшая спастись из его сетей и помочь правосудию схватить злодея.

«Героиня, а не обвиняемая», — так называлась одна статья, основанная на интервью с Паолой и семейством Коручи, давших Кристине самые лестные характеристики. В заключительном слове прокурор, грозно вздымал длань в сторону подсудимых, говоря о нравственном растлении невинных созданий, и при этом обращался к синьорине Лариной, так что присутствующие в зале свернули шеи, пытаясь разглядеть девушку. — «К счастью, — провозгласил прокурор, — чувство достоинства и чести живо в юных душах, к какой бы нации не принадлежали они, и какую бы веру не исповедовали». Представительницы женских союзов, различных общественных партий чествовали Кристину как героиню.

Но Санта… Как зажечь в его глазах огонек восхищения, загоравшийся тогда, на берегу, в обществе избитой, храброй беглянки? — «Поздно и безнадежно», — решила Кристина, с болью вспоминая их безрадостное свидание в отеле. Из опасных, будоражащих кровь приключений, из чудесного уединения в сказочном краю заколдованные путешественники вернулись в реальность. Чары рассеялись, обнаружив неприглядную правду: Тинка, подружка Надин-Белоснежки, не пара отпрыску аристократического рода дель Форте.

С тех пор, как безродный авантюрист по прозвищу Санта превратился в Романо дель Форте, Кристина стала называть его Маэстро, Бельканто, избегая звучащего с многозначительным подтекстом имени Романо и громкой дворянской фамилии.

Очевидно, понятие социальной дистанции не выдумка победившего пролетариата, возмечтавшего стереть границы между слугами и господами. Девушка из семьи советской интеллигенции начинала испытывать что-то вроде комплекса плебейства в присутствии не столько особ аристократической крови, сколько в атмосфере их барственного окружения. Дворцы и поместья, мажордомы, горничные, шоферы и садовники с неизменным выражением довольства и угодливости на лице, терзали сердце простой «соц. служащей», совсем недавно пылесосившей московский офис.

Кристина стремилась к превосходству в честной борьбе, зная, что далеко не обделена природой. Собираясь в аристократически-богемный клуб, она приложила все усилия, чтобы превратить себя в принцессу — соблазнительную, небрежную, уверенную в своей притягательности юную леди. Зная стиль «Клубники со сливками», она остановилась на длинном платье из тонкого бархата цвета темного вина. Облегающее фигуру, с узким глубоким вырезом на груди, платье выглядело классически-непретенциозным и в то же время изысканным. К нему она могла одеть свой любимый гранатовый браслет, словно делавшей её причастной к традициям иной, великой культуры, к иному, возвышенно-романтическому идеалу женственности.

Легким движением пальцев Кристина взбила крупные локоны «а ля Шиффер» — именно такую прическу соорудил ей Эудженио Коруги для первой фотопробы в агентстве «Стиль». И медленно, со значением, надушила запястья, шею, затылок новыми для себя духами «Фамм».