— У меня такое чувство, что я сдаю какой-то экзамен. Только вот не пойму, на что — на приз юморины или диплом за цинизм. — Кристина поднялась. — Очень жаль, Геннадий Алексеевич, становится прохладно. От ужина я вынуждена отказаться — мне надо вернуться домой. Благодарю за приятный вечер. Разрешите откланяться и вызвать такси.
— Прекрасная осанка, преисполненная достоинства, жесты! Кто бы сказал, что вы дочь заурядного стукача! — Геннадий, не покидая кресла, любовался девушкой. — Порода. Тут заметна настоящая порода. От маман, Аллы Владимировны, надеюсь? Ваш репрессированный дед, не вернувшийся из ссылки, хороших кровей, между прочим. Бабушка не рассказывала? Теперь можно. И даже Дворянское собрание навещать принято. Особенно, если фамилия звучная, как у вашего прадеда.
Кристина остановилась, присматриваясь к Геннадию — нет, он не шутил и с удовольствием готовил сюрприз.
— Почему вы не хотите сказать мне все прямо? Я далеко не фанатичка старинных титулов и не монархистка. Но все-таки приятно знать, что имеешь в роду кого-то поинтереснее неведомого отца «стукача».
Геннадий встал и подошел к Кристине.
— У меня ключи от многих загадок, девочка. Я готов поделиться всеми. Про деда вам охотно живописует бабуля… Мне же хочется говорить о себе. О нас. Я влюбился в тебя с первого взгляда, осатанело, безумно. Как, впрочем, делаю все в этой жизни. У меня нет недостатка в женщинах — любых женщинах. Но мне нужна ты. Не спрашивай, почему. Я и сам не знаю — волшебство, магия, мистика…
Синий сумрак опустился в сад, напомнив о зиме и пронизывающем холоде. Запахло снегом и дымом, как в Новый год. Геннадий притянул к себе ошалевшую девушку и поцеловал в губы. В меру нежно и страстно. С достоинством и напором.
— Ты поймешь потом, девочка, в какую огнедышащую лавину я тебя увлекаю, — прошептал он хрипло.
— Монолог о внезапной страсти прозвучал романтично. Если это сочинение вашего стилиста, то весьма удачное: необходимая условность сделки соблюдена. Цинизм повержен пылкостью чувств. — Кристина высвободилась из объятий Геннадия. — Я все поняла и оценила, Гена. Только, пожалуйста, не надо торопить меня. Я не испугана, не смущена… Жаль, но мне почему-то невероятно грустно… Пора возвращаться домой.
— Иваныч ждет в машине. — Геннадий взял её за руку и повел к гаражу. Это вполне понятно, — ты должна хорошенько подумать. Но когда будешь размышлять, прими во внимание одну деталь: я не случайный человек на пути «голубого принца»…
— Что?…
— Год назад я уже держал его в руках… Это охота, азартная охота, детка. Ты в заколдованном кругу, очерченном этим камнем. И ты, и я. Мы не вырвемся из него, пока не овладеем талисманом.
Кристина остолбенела, уставившись на Геннадия округлившимися глазами. Ей показалось, что она видит перед сбой совсем другого человека. В сумерках лицо её спутника белело алебастровой маской, на которой фанатичным блеском сверкали глаза.
— Ведь это твой камень, Кристина. По праву, твой. «Голубой принц» попал в коллекцию моего отца очень сложным путем… Старик умер, утратив любимую игрушку, за которой охотился несколько лет. В то время, как некая мадемуазель Ларина пересекала границу с бриллиантом в чемоданчике, отец сипел, еле шевеля онемевшим языком. «Верни…» — я уверен, что услышал именно это слово. И еще… «жене…». Он хотел, чтобы я вернул талисман для своей будущей жены. «Принц» будет твоим, Кристина.
Шофер молчал, из музыкальных колонок вырывался рыдающий голос одинокой матери, стенающей над колыбелькой своего ребенка. «Спи, мой цветик аленький…» — слезно причитала певица над сыном.
В висках стучало, будто Кристина только что покинула самолет после длительного путешествия. Безумие! Что за навязчивое безумие… Опять все сначала — хоровод оборотней: Стефано, Леонардо, а теперь — Геннадий… Кто он, матерый мафиози «русской группировки», представитель новой формации деловых людей, шантажист или, в самом деле, наследник того самого охотника за бриллиантами, у которого год назад похитил камень Санта? Расчетливый игрок, втягивающий Кристину в какую-то авантюру, или, впрямь, — влюбленный жених? Ох, нет! В искренность чувств Геннадия Кристине верилось меньше всего. Что можно думать о других мужчинах, если ей сумел солгать Санта?.. Он превратил в шутку её рассказ о майском вечере, уверяя, что это выдумка, сон. И ведь сомнений нет: стотысячную купюру за букет гиацинтов отдал Кристине Санта. Но почему не признался, не намекнул даже, что мог быть тем самым случайным встречным, круто врезавшимся в жизнь девчонки на обочине? Просто не захотел, побоялся занять то значительное место в её судьбе, которое Кристина отвела человеку из белого «мерседеса»…