"Рим, конечно Рим" или "Итальянское танго"

Длинные шелковистые пряди разметаны по атласному покрывалу, глаза на бледном лице загадочно чернеют, а в алмазной капле, притаившейся на груди, вспыхивают радужные отсветы фейерверков. Санта прильнул к ней губами и согревал до тех пор, пока камень не стал теплым, слившись в единое целое с разгоряченными телами…

… — Ты так осторожничал, милый. Будто обнимал хрустальную вазу, заметила Кристина, когда Санта удовлетворенно прильнул к её плечу.

— Я боюсь за нашего малыша. Все это время мне казалось, то с тобой что-то неладно. Доктор успокоил меня, но все же…

— Все же он рекомендовал быть осторожным и ты не решался проникнуть с дурными намерениями в мою девичью спальню?

— Если бы ты знала, чего не это стоил! Я и не предполагал, что сумею быть таким сдержанным. Но становилось прост невмоготу — ты была рядом, но… Я старался не смотреть на тебя, потому что заводился от одного взгляда. От этого злился и, наверно, вел себя глупо.

— Я думала, что совсем безразлична тебе.

— Ты дивная, детка. Ты — волшебство, погибель. А я — страстный южный дикарь, измученный воздержанием… Но мы ведь наверстаем свое, правда? Когда эта кроха будет спать у себя в колыбельке. — Целуя живот Кристины, Санта вдруг прижался к нему щекой:

— Что это, слышишь? Смотри, смотри, он шевелится! Держи здесь, это, кажется, пятка… Он двинул меня прямо в нос!

— Значит, через восемнадцать недель мы станем мамой и папой. Кристина крепко сжала щеки Санты и притянула его к себе. — Отвечайте, граф дель Форте, вам непременно нужен сын?

— Ну, конечно! Но он не обязательно должен быть первым. Мальчишка или девочка — наш первенец будет очень любимым ребенком — вот это я знаю точно. И ещё то, что он совершенно определенно не будет последним.

— А я знаю точно ещё дно: кто бы это ни был — сын или дочь — мы назовем его Рома. — Кристина поцеловала тянущиеся к ней губы и мечтательно выдохнула: «Рим, конечно, Рим!»