«Рим». Мир сериала

К. Жуков: А Цезарь ему: бери-бери, но ни копейкой больше. Я не очень понял, зачем Марку Антонию двенадцать килограммов золота для восстановления деревянной птички. Что он с ним будет делать? Сумма же просто баснословная – это во-первых, а во-вторых, не совсем понятно, почему золото. Если бы он денег просил, так у римлян в это время в широком ходу золотой монеты не было, в обращении была только серебряная монета. Если бы он просто попросил полталанта, это очень большая сумма, но по крайней мере понятно, что он просит. А полталанта золота – это мера веса, то есть ему нужно дать золотых слитков, какого-то лома золотых изделий на двенадцать кило – для чего, спрашивается? Подкупить кого-то деньгами гораздо проще, равно как и купить что-то на деньги. О размерах этой суммы я просто молчу, это нереальное что-то. Тем более что потом, когда Антоний вызывает к себе Люция Ворена, чтобы отправить его по следам орла, у Антония в руках – неслабый кошелек с какими-то денежками, но в него двенадцать килограммов не поместится.

Д. Пучков: Явно.

К. Жуков: Разве что если монеты урановые. Люций Ворен оказался просто гением сыска, потому что на вопрос, как найти орла, ответил: «Распять на кресте каждого десятого галла и пытать до тех пор, пока не скажут, кто взял».

Д. Пучков: Вроде военный человек, а такие ментовские прихваты!

К. Жуков: «Отлично! Так и делай! В третьем легионе есть пыточный отряд – можешь попросить». Я сейчас, конечно, буду придираться, но третий галльский легион был сформирован только в 49 году до н. э., в фильме же речь о 52-м, его просто еще не существовало. А пока Марк Антоний отправляет Люция Ворена по следу орла, Марк Юний Брут сидит у Цезаря и всячески поносит Марка Антония: «Ой, какое быдло – ужас! И не скажешь, что из хорошей семьи. Как ты его терпишь?!» Но Юний Брут тоже из плебеев – чего ему выступать-то?

Д. Пучков: Странно, а создается впечатление, что он из благородных.

К. Жуков: Юнии – это плебейский род. По крайней мере эти Юнии. Насколько я помню, был еще один род Юниев, те как раз были патриции.

Д. Пучков: Отлично!

К. Жуков: Чего Брут взъелся, я не знаю… Потом он еще будет Помпею хамить…

Д. Пучков: Да, объясняя Помпею, что тот из плебеев. Я так сразу и подумал, что, наверное, этот-то благородный, раз Помпея попрекает. Он, может, ничего плохого и не имеет в виду. Вместо того, чтобы сказать: мы с тобой, как известно…

К. Жуков: Быдлота, ватники.

Д. Пучков: …две свиньи. Выглядело странно.

К. Жуков: И тут мы переносимся опять в Рим, где отжигают Помпей и Атия, которая, чтобы подмазаться к новому правителю, предлагает ему (так как у него теперь нет жены) свою дочку Октавию. Причем все происходит прямо при Октавии. Этого просто не могло быть!

Д. Пучков: Почему?

К. Жуков: В хорошей семье обсуждать вопросы брака при объекте этого самого брака считалось не просто дурным тоном, но и очень плохой приметой. Так было делать нельзя ни в коем случае! Кроме того, во время трапезы там же девки наравне с мужчинами возлежат за столом и едят – подобное тогда, во время республики, было невозможно, так вели себя только проститутки. Лежать за столом мог мужик, женщины должны были благонравно сидеть. Это при Калигуле или при Нероне с нравами стало гораздо проще и, скорее всего, замужество могли бы обсуждать при девушке. Во время республики с гражданками высокого положения так поступать было нельзя, и они так себя вести не могли публично.

Д. Пучков: Вы кто?

К. Жуков: У вас тут какой дом – приличный или публичный?

Д. Пучков: Да. Там, кстати, когда представление какое-то идет, девка с голой задницей – и сразу Скорнелия сказала: так-так-так…

К. Жуков: «Уберите, я не могу здесь сидеть, где сидит порочная женщина…» Да, но при этом валяться за столом – это нормально.

Д. Пучков: Напомнило фильм «Жмурки»: «Наверное, мы ошиблись квартирой. Нам лучше уйти».