Рим, папы и призраки

— За капитана! За его стилет — чтобы не ржавел!

Пираты с восторгом подхватили тост пьяного боцмана, сделав еще один шаг к бесчувствию и, как следствие, к ранней могиле.

Капитан Солово ответил скупой трезвой улыбкой и приподнял свою кружку с вином. Он будет рад, когда эта бессмысленная шарада наконец завершится. Самая холодная часть его ума уже предлагала объявить экипаж «варварами и вероотступниками» и повесить на ближайшем берегу во время отлива. Так он мог бы совсем покончить со своей прежней жизнью. Безусловно, учтивый глава римского клана Колонна (а заодно и фемист), приветствовавший их в порту Остии, устроил бы подобное с радостью.

Впрочем, в конце концов было решено, что проще будет расплатиться с ними щедрой рукой и приказать забыть обо всем. Солово объявил, что Азия, Африка, даже Скандинавия, тоскуют по людям их калибра… но не Италия. Климат этой страны скверно скажется на их здоровье. Прекрасно зная своего капитана, пираты уловили намек, а как только что разбогатевшие люди, они могли позволить себе рассудительность… и сделать ему приятное.

После первых ледяных мгновений, окруживших исламский военный корабль, на веслах входящий в порт, гостей встретили тепло. Воодушевление перешло в экстаз, когда выяснились масштабы победы. Колонна-фемист великолепно уладил дело, и на следующий день прибыл сам кардинал со всеми побрякушками (в смысле свиты, естественно), чтобы доставить тазовую кость св. Петра к месту упокоения и поклонения. Капитаны папского флота пускали слюнки на египетский корабль, а стайка монахинь увела из жизни Солово принцессу Хадинэ — навстречу бог весть какой судьбе.

Равви Мегиллах благословил чело капитана и отправился к римским евреям, дабы обрести среди них утешение и — кто знает — даже постоянную обитель. Он сказал, что считает необходимым покинуть на время мусульманский мир, тем более что ему надоела бесплодная жена, оставшаяся в Каире. Равви по-прежнему находился в блаженном неведении относительно собственного везения.

Поэтому все ликовали, начиная с самого папы, и капитан Солово решил устроить своему экипажу последнюю (он подчеркнул это слово) пьянку. Барон Колонна, мудро выяснив окольными путями, какого сорта веселье ожидает пиратов, вежливо отказался присоединиться к ним. Он заметил, что капитану уже уготовано место среди чиновников Ватикана. Все… невыгодные для героя факты устранены из личного дела. Завтра Солово надлежало приступить к новым обязанностям и не оглядываться назад… или же в случае неожиданных трудностей вновь обратиться к барону.

Через три-четыре часа, отданных потреблению чистого алкоголя, процедура достигла той стадии, которую Солово всегда называл «лезвием ножа», — общее веселье резко сменялось раздражительностью, а мысли пиратов обращались к собственным ножам. На борту корабля подобный момент проходил относительно безвредно, если не считать нескольких порезов… ну, в худшем случае, одного покойника. Однако на берегу, да еще в большом городе, Солово не чувствовал себя так же спокойно и уверенно. Он не хотел отвечать за то, что может случиться, — и ему пора было уходить.

Прощально махнув, — что заметили немногие, — он поднялся и врезался в какое-то тело. Желая немедленно схватить оружие и нанести удар, Солово вовремя сообразил, что перед ним всего лишь крохотная старушонка из тех, кто часто зарабатывает в тавернах.

— Хочешь по руке погадаю, сладенький? — проговорила она, так и не заметив собственной большой удачи.

Задержка позволила пиратам осознать, что капитан оставляет их, и весть об этом пробежала вдоль столов.

— Давай! — завопили они во внезапном сентиментальном порыве предотвратить уход обожаемого вожака. — Давай! Пусть старая корова подзаработает. Посмотрим, что тебя ждет!

Христианская церковь всегда хмуро смотрела на подобные развлечения, и Солово в обычной ситуации уклонился бы. Однако сейчас его возражения могли бы вылиться в долгий и шумный скандал. К тому же он начинает новую жизнь… не благословить ли ее добротой? Солово сунул бабульке целый дукат и, улыбаясь, протянул следом за ним руку.

С улыбкой она приняла и то и другое и стала разглядывать ладонь… Старуха не отводила от нее глаз, молчала… умолкли и пираты.

А потом выронила руку Солово, словно обжегшись, вернула монету и, не отводя от него глаз, попятилась спиной к двери, переступая негнущимися ногами.

— Мы были ошеломлены, — сказал фемист из Уэльса на другом конце существования адмирала, удаленном от жизненной лихорадки и кипения всяких страстей. — Полная перемена образа жизни, а вы чувствовали себя подобно рыбе в воде.

— Не слишком-то подходящая метафора, на мой взгляд, — проговорил Солово. — Все наоборот. Вы заставили меня покинуть не знающее порядка царство Нептуна.

— Верно подмечено, — кивнул фемист. — Да, мы хотели поставить вашу карьеру на прочную и стабильную твердь. Однако мы рассчитывали столкнуться с переходным периодом… предполагали, что нам придется извиняться за вас и подсказывать, как следует себя вести.