Рим. Прогулки по Вечному городу

Из завещания, написанного на трех страницах, Попилия Гераклы.

Гай Попилий Геракла наследникам шлет привет. Прошу вас, о мои наследники, наказываю вам, надеюсь на вашу добрую волю: постройте мне гробницу на Ватиканском холме рядом с цирком, по соседству с гробницей Ульпия Нарцисса, за 6 тысяч сестерциев. На это Новиа Трофим даст 3 тысячи сестерциев, и другой наследник — 3 тысячи. Я хочу, чтобы там похоронили мои останки, а также останки моей жены, Фадии Максимы, когда придет час ей соединиться со мной. Предоставляю право и поручаю моим вольноотпущенникам и вольноотпущенницам отправлять культ на могиле. Это относится также и к тем, кого я освобождаю этим своим завещанием, и к тем, кого я завещаю освободить при определенных условиях. То же относится и к вольноотпущенникам и вольноотпущенницам Новии Трофима, а также ко всем потомкам вышеупомянутых. Пусть они имеют свободный доступ к могиле, чтобы приносить на ней жертвы богам.

— Взгляните на эти слова: «In Vatic ad circum»,[107] — сказал мне гид. — Можете себе представить, с каким восторгом и интересом участники раскопок поднесли свои лампы к этой надписи и прочитали про Ватикан и цирк Нерона. Их удивление и счастье пребудут в веках. Ведь когда писались эти слова, не было святого Петра — был человек, который хотел, чтобы его похоронили рядом со старым другом на кладбище у цирка, и он понятия не имел, что просит о погребении в одном из самых святых в Европе мест.

Белые оштукатуренные стены следующей гробницы были весело расписаны в помпейских красных и желтых тонах, встречалась и охра, которая все еще является доминирующей краской Рима. Это была гробница женщины по имени Фанния Редемпта. На стенах робко смотрели друг на друга два маленьких красных олененка на длинных ножках, порхали красные с синими крыльями птички. Были здесь цветы, урны, павлины — символ бессмертия. Мой гид указал на саркофаг на полке, довольно высоко над полом.

— Тело Фаннии Редемпты до сих пор здесь, — сказал он.

Надпись в несколько строчек сообщает, что ей было тринадцать, когда она вышла замуж за Аврелия Гермеса, и что после тридцати трех лет счастливой семейной жизни она умерла «в возрасте сорока шести лет, пяти месяцев и семи дней».

Мы перешли через дорогу и вошли в семейный склеп Марциев. Около красной, как в Помпеях, стены мы увидели великолепный саркофаг, украшенный резьбой: кружащиеся менады, играющие на дудочках, обнаженный Дионис, грациозный сатир с ребенком на руках, и странно контрастирующие с ними скульптурные лица погребенных здесь людей: Квинта Марция Гермеса и его жены, Марции Трасонис. У него хмурое лицо с короткой жесткой бородкой, возможно, он был ростовщиком. Она — терпеливая, спокойная женщина средних лет с впалыми щеками.

Мы заходили почти во все склепы, которые встречались нам на пути к месту под алтарем, где похоронен святой Петр. В некоторых гробницах люди Константина в свое время убрали причудливые сводчатые потолки, и повреждения выглядят такими свежими, как будто разрушители только что отлучились куда-нибудь на обеденный перерыв. Они, впрочем, вели себя с должным почтением, то есть рассовали бездомные кости по надежным местам, пока не наступит время вернуть их в гробницы. Интересно, не является ли большое количество пустых ниш для урн возможным ответом на вопрос, на который гид затруднялся мне ответить. Как Константину удалось справиться с общественным мнением, которое должно было восстать против осквернения кладбища? Может быть, он построил новое кладбище, на которое семьи перенесли останки своих родственников? violatio sepulchri,[108] совершенное Константином, — акт, веками приводивший Церковь в ужас, — надо было как-то объяснить.