Римаут

В настолько старом доме ожидаешь нечто иное: колокольчик или вовсе дверной молоток. Но нет, вполне современная электронная трель. Четыре ноты. Отец вытер салфеткой губы и, удивленно вскинув брови, пошел открывать. Наверное, соседи пришли знакомиться. В таких маленьких городах это принято. Или нет?

Агата решила остаться на кухне: интересно же, кто пришел.

Отец вернулся еще более удивленным, чем уходил открывать дверь. За ним шел невысокий полицейский, заметно располневший, в мятой форме. Если бы не шевроны и кобура на поясе, он был бы похож на типичного продавца в маленьком магазине. Или на почтальона.

На вид ему было лет сорок, сорок пять. Сложно сказать точнее.

Вошедший обвел взглядом кухню, словно стремясь ткнуть своим крупным носом во все углы. Этот его нос в сочетании с маленькими глазками делал лицо местного полицейского неприятным. Не злым, но довольно несимпатичным. Игрушечный раздраженный тапир – вот на кого он был похож.

– Томас Каневски, полиция Римаута, – доложил тапир. Голос тоже не верх совершенства, скрипучий и холодный. – Представьтесь, пожалуйста. Нам так будет удобнее говорить.

– Павел Фроман. Мы только сегодня переехали в этот…

– Я знаю. Вы кто по профессии?

– Банковский служащий. Устроился в местное отделение МаниКэн.

Полицейский уже сидел за столом, записывая что-то в пестрый блокнот. Почерк у него мелкий, аккуратный. И писал быстро.

– Ясно, спасибо. А вы? – он повернул голову к женщине и вновь повел носом, будто принюхиваясь.

– Мария Фроман. Домохозяйка, – коротко ответила мать. Но не улыбнулась, видимо, полицейский ей тоже не понравился.

– Прекрасно. А девочка?

– Послушайте! Мы не в Северной Корее, в конце концов! – не выдерживал Павел. – Какое вам дело до моих детей?!

– У вас их несколько? – совершенно спокойно уточнил Каневски. Его ничуть не задевало волнение хозяина дома.

– Двое, – уже спокойнее проворчал отец. – Агата и Виктор. Сын сейчас наверху.

– Благодарю, – ответил полицейский. Дописал и перевернул лист. – Мне нужны ваши показания, господин Фроман. Вы же оформляли покупку дома у Антона Реца?

– Разумеется… – Павел немного озадачился. – У нотариуса. Он может подтвердить. Да вот и документы, я их еще не убрал.

– Нотариуса я опросил первым, – Каневски поднял взгляд от блокнота. – Вы оплачивали наличными? Довольно необычно в наше время.

– Это была прихоть самого Антона. Но я не понимаю, с чего полиции интересоваться такими…

Полицейский прищурился и записал в блокнот что-то еще.

– Дело было около часа дня сегодня. Все верно? Куда потом пошел господин Рец?

– Я не смотрел на часы, – ответил Павел. – Куда? Тоже не знаю. Мы расстались возле офиса нотариуса. На выходе. Я предложил подвезти, но Антон отказался.

Почему-то Агате стало совсем неуютно. Даже не ветерок – ощущение, что за шиворот вылили стакан холодной воды, и теперь струйки стекают по спине, вызывая легкий озноб.

– Господин Рец был убит. На автостоянке, возле своего автомобиля.

Мария негромко вскрикнула. Отец остался внешне спокойным, но лоб изгибом прорезала морщинка. Так бывает, когда Павла что-либо беспокоило.

Наступила тишина. Время, если вообразить его маятником часов, застыло в одной точке, зависло, как на неудачной фотографии, где у всех к тому же приоткрыты рты.

– Вы что, меня подозреваете?! – растерянно спросил Павел после паузы.

– Пока нет. Мы же беседуем у вас дома, а не в комиссариате. Просто опрашиваю. Денег ни на теле господина Реца, ни в его машине не обнаружено. Кто еще, кроме вас и нотариуса, знал о сделке?

Отец глубоко задумался. Морщина на лбу стала глубже. Вместо узкой канавки – улыбнись и уйдет – превратилась в каньон. Того и гляди, над ним начнут парить грифы.

– Никто… Вроде бы. Жена и дети, но они-то при чем?

– Вы кому-нибудь говорили? – так же спокойно уточнил Каневски у Марии. – А ты, девочка?

Он взглянул на Агату. Какие неприятные маленькие глазки! Ей было неприятно, но и отвернуться почему-то не получалось.

– Мы никого здесь не знаем, – ответила за обеих мать. – Кому я могла бы сказать?

– Нет, – коротко сказала Агата и все-таки отвернулась. – Папа, можно мне пойти к себе?

Павел рассеянно кивнул. Она встала из-за стола, спрятала банку ореховой пасты в холодильник и вышла из кухни. В полной тишине, прерываемой только шелестом ручки полицейского о лист блокнота. Маятник возобновил ход, но качался заметно реже, словно воздух сгустился вокруг воображаемых часов. Или – не воображаемых, а таких, как забавное старомодное сооружение у нее в комнате.

– Как он погиб? – Агата услышала вопрос отца уже от лестницы.

– Ножевые раны. Изуродовано лицо. Очень много крови, с трудом опознали, – ровно ответил Каневски. – Итак, подведем итоги… Хотя нет. Позовите мальчика, я должен опросить и его.

Агата поднялась по лестнице и толкнула дверь Виктора. Брат, конечно же, валяется на кровати с пультом приставки в руках. На экране стрельба и взрывы, ему это нравится.

– Спустись на кухню, – сказала Агата и ушла к себе, не дожидаясь ответа.

Ее колотил озноб. Только утром видела этого несчастного растрепанного человека, продавца, а вот его уже нет. Ужасно…