Римлянин Деций, преемник Араба. Книга первая. В деревне

Фигурки-то лар, конечно, перевезти вместе с собой можно было куда угодно, а вот самих невидимых сверхъестественных существ – нет, ни за какие коврижки. Что такое бездушные и бездуховные истуканчики без души, духа и духов? Ничто! Нельзя путать и смешивать тёплое с мягким. А ведь римляне иногда и до такого доходили, не будучи доходягами: отождествляли Богов и их материальные образы-воплощения, запечатлённые в металле, граните, мраморе, терракоте или гипсе. Но только не Деции! В новом доме – новые лары! Впрочем, новым дом (как и лары) стал уже давно.

В день рождения любого члена декурионовой семьи перед домашними духами ставилась обильная снедь и вино, раскладывались цветы: или полевые или из собственного сада, в зависимости от времени года.

Каждый раз, когда Деций-младший появлялся перед ларами, он рефлекторно ощупывал на груди свой медальон, болтающийся на цепочке, обёрнутой вокруг его шеи. Этот талисман предохранял мальчика от зла, дурного глаза и… сглаза. Дурной глаз – он ещё не совсем сглаз, а лишь его чёрное предвестие.

Однако пацан считал дни, недели и месяцы, когда наступит, наконец, совершеннолетие и он сможет не только скинуть детскую одёжку, облачиться во взрослую тунику и тогу, но и снять амулет с шеи и груди и честно по догме и канону всамделишно пожертвовать его ларам – такова была древняя римская традиция, о которой рассказывала ему мать (а иногда и отец походя напоминал, когда тянуло поболтать или сказать лишнего). Не раз и не два мальчик брал медальон в ладонь, перекидывал цепочку через голову и репетировал грядущее.

Деций-младший любил свои дни рождения. В его голову однажды втемяшилась фраза, которая теперь, наверное, не будет забыта всю оставшуюся жизнь. Он не помнил, от кого её услышал, но помнил дословно:

– Дни рожденья полезны для здоровья. Британские ученые доказали, что те, у кого было больше таких дней, дольше жили.

Отрок не знал, что такое жить дольше, ибо жизнь в его возрасте казалась ему вечной. Он ведал только, что можно быть ребёнком и можно быть взрослым, что у тех и у других разные права, и что когда-нибудь должна приблизиться та черта, та грань, которая разделяет первых и вторых и которую нужно и станет возможным перешагнуть, чтобы войти в ранг взрослых.

*****

Полного списка имён всех сверхъестественных существ в этом особняке не знал никто – в античных пантеонах Рима их насчитывалось не просто сотни, а тысячи, ибо даже только-только родившегося младенца уже опекали несколько десятков. Как тут всех упомнить! Существа были так мужеска, так и женскаго полов – это вам не какие-нибудь бесполые галилеянские ангелы!

Один римский Бог-Божок-дух отвечал за первый детский вдох (и выдох); Бог Вагитан – за первый писк; третий – за умение созерцать мир, несколько Богинь и Богинек наделяли дитя умением чмокать губами на груди матери; высасывая оттуда молоко; десятый учил улыбаться, двадцатый натаскивал на то, чтобы новорождённый овладевал чувствами и эмоциями, освоил способность ими управлять. Талантом держаться на своих двоих и прямохождению обучала чадо целая Божественная троица: Статин, Статина и Статилин.

Посему каждый раз, приступая к молитвам, семья Дециев, как и всякая иная считающая себя исконно, посконно или истинно римской Богобоязненная ячейка общества, чтобы ничего и никого не перепутать, хором использовала одну и ту же заученную фразу. Каждый по одиночке или в полном одиночестве её же произносил:

– Бог ты или Богиня, этим или каким-нибудь другим именем следует тебя называть…

И затем уже неслась душа то в рай, то по кочкам, то туда и сюда одновременно – это из самого сердца, а не просто из уст, рвались смиренные и благоговейные молитвы. Называли имена кто кого хотел, кто во что горазд – не было предела ни воображению, ни совершенству, ни распутству, ни любым иным тайным желаниям и пожеланиям. Тайным! Ибо всё явное и публичное было в семействе более, чем пристойным и достойным.

Таковым было отправление культа искренними веродержателями и хранителями древних скреп: никто никому не мешал и на чужую частную жизнь не покушался. Во всяком случае старшие, воспитывая потомство, всегда делали такой вид, а младшие… слушались старших, ни о чём плохом не подозревая. В конце концов победа утилитаризма над ценностями – черта любого времени: любой эпохи или эры, тысячелетия или века. И эту викторию невозможно спрятать ни под какими рассуждениями об истории и нравственности.

Возлюби Гения своего

Природа, в заботе о нашем счастии,

не только разумно устроила opганы нашего тела,

но ещё подарила нам гордость, – видимо, для того,

чтобы избавить нас от печального сознания

нашего несовершенства.

Ларошфуко «Максимы»