После того как обе армии были построены, был дан сигнал к началу боя. Магистр Север, командовавший левым флангом римской армии, подошел ко рвам, за которыми стоял правый фланг аламаннов, и остановился, разгадав замысел германцев (Amm., XVI, 12, 27). На правом фланге бросилась в атаку римская кавалерия. Однако в разгар кавалерийского сражения был ранен трибун катафрактариев Иннокентий, а один из римских панцирных всадников, рухнув с коня на землю, был раздавлен тяжестью собственного вооружения (Amm., XVI, 12, 38). Этого оказалось достаточно, чтобы в рядах римской кавалерии началась паника. Первыми бросились бежать знаменосцы, увлекая за собой всех остальных.
Видя бегство своей кавалерии и понимая, что все его планы рушатся, Юлиан предпринял единственно возможный шаг, на который мог пойти полководец, оказавшийся в его положении: со своим небольшим отрядом он бросился наперерез отступающим всадникам. Призывая солдат выполнить воинский долг, цезарь смог заставить беглецов остановиться. Трибуны собрали свои подразделения и вновь ввели их в сражение. Г. Дельбрюк весьма скептически относится к этому рассказу, который приводит Аммиан (Amm., XVI, 12, 39–41), и считает его выдумкой. «Никакими словами нельзя остановить войска, в особенности всадников, которые уже бегут и за которыми по пятам следует противник. Если группа всадников, охваченная страхом, уже обратилась в бегство, то она сможет остановиться лишь в том случае, если на ее пути встретится естественное препятствие или если ее принудит к остановке усталость»[871]
. Однако Г. Дельбрюк не замечает, что при Аргенторате перед отступающей римской конницей было препятствие, которое ей пришлось обходить.Этим препятствием стал строй римской пехоты, на который в панике поскакали всадники. Вся масса тяжелой кавалерии поневоле понеслась на свои собственные боевые порядки, поскольку свернуть в сторону ей не давали отступавшие эскадроны легковооруженных. Римские пехотинцы не дрогнули и, чтобы не быть растоптанными, сомкнули свои ряды и неподвижной стеной встретили летящую кавалерийскую лаву (Amm., XVI, 12, 38). В то же самое время на левом фланге римляне, вступив в ожесточенную схватку с германцами, обратили их в бегство (Amm., XVI, 12, 37).
Германские всадники, отбросив римскую конницу, устремились на стоявший перед ними строй римской пехоты (Amm., XVI, 12, 42), центр которой уже с большим трудом отражал страшное давление пехоты аламаннов.
Напор германской кавалерии отважно встретили Корнуты и Бракхиаты (Amm., XVI, 12, 43). Из второй линии строя на помощь им бросились Батавы и Регии (Amm., XVI, 12, 45). Встретив упорное сопротивление этих элитных частей римской армии, германская атака захлебнулась. Несомненно, что оправившаяся от шока римская конница должна была к этому моменту вновь вступить в сражение и нанести германцам сокрушительный удар во фланг, парировать который у них уже не было никакой возможности.
Наиболее ощутимого успеха аламаннам удалось достичь в центре. Здесь благодаря своему численному превосходству и храбрости отряда знатнейших им удалось прорвать первую линию римского боевого порядка (Amm., XVI, 12, 49). Однако легион Приманов, стоявший в центре второй линии, мужественно отразил германский удар (Amm., XVI, 12, 49–50). После этого началось повальное бегство аламаннов. Римляне преследовали варваров до берега Рейна и, уже стоя на берегу, поражали метательным оружием спасавшихся вплавь.
Хонодомарий с отрядом телохранителей пытался бежать, но был взят в плен конным отрядом, отправленным за ним в погоню (Amm., XVI, 12, 60).