Римская Галлия

Автор выставляет описываемый им особый вид ассоциации как очень распространенный по всей Галлии. Он говорит, что цель, которой данное учреждение служило, заключалась в том, «чтобы простой народ всегда находил для себя опору»[150]. Здесь не идет, однако, речь о таком сообществе, в котором люди равные взаимно поддерживают один другого. Мы встречаемся тут с союзом слабых и сильного. Слабый обрекает себя на покорность; сильный повелевает столько же, сколько охраняет. Власть покровителя почти безгранична: «он решает все и обо всем произносит свой приговор»[151]. Такие вожди-патроны не избирались, по-видимому, всеми клиентами сразу в один и тот же день, как коллективною группою. Каждый в отдельности сам по себе отдавался под руку такому начальнику. Понятно, что подобное индивидуальное и добровольное закабаление слабого люда естественно совершалось в пользу того лица, которому удавалось приобрести в стране наибольшее значение, за которым рождение, состояние или военная доблесть обеспечивали одно из первых мест в племени. Так как слабые заботились единственно о том, чтоб получить покровителя, они обращались к тому, кого считали наиболее способным их охранять, то есть именно к самому богатому и могущественному человеку в округе. В вознаграждение за такой патронат они вступали к нему в подчинение. Опекаемые становились клиентами, то есть подданными. Так между слабыми и сильным заключалось нечто вроде договора. Они постольку обязаны были ему повиноваться, поскольку тот их оберегал. Они отказывали ему в покорности, лишь только убеждались, что он не умеет их защитить[152].

Рядом с добровольной кабалой слабого y сильного существовал в галльском обществе еще другой вид также, впрочем, добровольного подчинения воина кому-нибудь из вождей. Всякий знатный и богатый человек мог собирать вокруг себя дружину вооруженных мужей[153]. Эти группы не входили в состав государственного или племенного ополчения; члены их были как бы частными воинами своего начальника. Они сражались не за родину, a за него. Они получали приказания только от него. Они поддерживали его во всех предприятиях и против всех врагов. Они жили с ним, делили удачи и неудачи вождя. Связь, которая соединяла их с ним, укреплялась священною клятвою, обладавшею необычайной силою: они «посвящали ему себя»[154]. Поэтому им никогда не дозволялось покидать его. Чтобы спасти его жизнь, они жертвовали своею. Если он погибал, клятва их запрещала им переживать его[155]. Они должны были умереть около его трупа, или, как рабы его, предать себя сожжению на его костре[156].

Сила галльского вождя измерялась количеством людей, которые были таким образом привязаны к его особе. «Тот могущественнее всех между ними, – говорит Полибий, – кто насчитывает в своей свите наибольшее число слуг и воинов»[157]. «Они постоянно воюют между собою, – говорит Цезарь о галльских начальниках, – и каждый из них окружает себя толпою амбактов и клиентов, число которых растет вместе с его богатством; они не знают другого способа достижения могущества»[158]. «Знатные употребляют свои богатства для вербования людей; они содержат и кормят около себя многочисленные отряды конных воинов»[159].

Многие из таких личностей появляются в сочинении Цезаря. Таков прежде всего богатый и знатный гельвет Оргеторикс, собравший раз в одно место отовсюду до 10 000 слуг, которые составляли его частный дом (familia), не считая бесчисленного количества клиентов[160]. Таков далее эдуй Думнорикс, также чрезвычайно богатый, который содержал на свои средства целый отряд всадников[161]. Таков еще аквитанец Адиатун, который насчитывал около себя не меньше 600 «предавшихся» ему людей[162]. Таков и Луктерий, y которого целый город находился «в клиентной зависимости»[163]. Таков, наконец, Верцингеторикс, который уже в самом начале своей деятельности мог составить из одних своих клиентов настоящее войско[164].

Легко понять, насколько этот институт клиентелы противоречил нормальным учреждениям государства и как много смуты вносили клиентские отношения в их правильное функционирование. Люди, обладавшие таким громадным могуществом, редко являлись покорными гражданами. Они могли, как Оргеторикс, восстать против общественной власти и поставить себя выше законов, или, как Верцингеторикс, силою изгнать целый сенат и забрать в руки правление[165]. Законы и избранные должностные лица были менее сильны, чем эти могущественные магнаты, за которыми следовали с безграничною преданностью тысячи слуг и воинов. Каждый из них являл из себя подобие монарха внутри республики. Эдуи признались раз Цезарю, что власть их сената и магистратов парализована волею одного Думнорикса[166]. Если появлялись y одного и того же народа два подобных вождя с одинаково многочисленной клиентелой, то неизбежно возгорались междоусобные распри[167]. Если же поднимался только один, то в его власти было низвергнуть республику и установить монархию[168].