Осенью, в дни сбора оливок, здесь напряженно кипела работа на значительных маслодельных заводах, ведь целые сотни бочек оливкового масла ежедневно поглощал громадный город – на пищу, на мази, благовония и притирания, на свои бесчисленные лампы и ночники! Тогда распахивали свои широкие двери сараеобразные каменные здания заводов, вереницей подъезжали к ним телеги, уставленные корзинами свежесобранных оливок – и с собственных, и с соседних плантаций, и всех своих рабов помещики сгоняли на эти работы: посменно вертеть ворота, тянуть веревки блоков, приносить и уносить в погреб готовые продукты! Тогда в середине здания неустанно работала очистительная машина, над постройкой которой долго трудился, вооружившись сельскохозяйственным руководством старого Катона, сам помещик: он тщательно рассчитывал и обдумывал, устанавливая ее стержни, валы, перпендикулярно стоящие тяжелые жернова в форме полушарий и резервуары, сложенные из особо крепкого из Южной Италии привезенного камня. И труд его оправдался! Не успевали теперь и принимать очищенные машиной от кожи и косточек груды оливок два массивных оливковых пресса – два тяжелых бревна, на блоках подымаемый вверх. Мерно и тяжко опускались они вниз на подставляемые корзины оливок, и ручьем бежало масло по покатому полу и оловянным желобам в непрерывно меняемые рабами сосуды. А тут же рядом возвышались сводчатые, громадные здания кирпичных заводов, где в дождливую осень и весну тем же рабам задавалась другая работа. Сюда с реки доставлялись еловые дрова, сплавленный с гор, и по широким ходам прямо внутрь обжигательных печей въезжали тяжело груженные дровами телеги. В громадное круглое помещение наверху над печами, с целой системой дымовых, вытяжных жаропроводных труб, рабы стопками складывали тут же наформованные кирпичи, черепичные плиты и водопроводные трубы, клейменные большими круглыми заводскими марками; по железным стержням развешивались еще сырые, грубо сделанные глиняные бочки, тазы, чаны и сосуды. Когда вспыхивало могучее пламя и вся окрестность надолго обволакивалась густыми клубами серого дыма, тех же освободившихся рабов-рабочих отправляли в поле пахать и боронить землю, где для их прокорма поля засеивались хлебными растениями.
И достаточно было пройти по улицам города, чтобы понять, куда шла эта масса изготовляемого материала. Повсюду на старых, кривых и узких улицах, где часто не могли разъехаться две встретившиеся телеги, теперь «всадники»-капиталисты, разбогатевшие на казенных подрядах и откупах, возводили неуклюжие громады 6- и 7-этажных домов-«островов». Еще неровнее становилась и так уже ломаная линия построек, в которой глинобитные покосившиеся лачуги чередовались с чистенькими домиками нобилей, выстроенных еще по-старому, из не обожженного, а только на солнце высушенного кирпича. Еще темнее становилось в полутемных и без того улицах, еще больше угнетающего шуму вносили сюда повсеместно работавшие с раннего утра артели строительных рабочих – полуголых, одетых лишь в короткие холстяные фартуки, полуголодных, искавших заработать свои убогие 12 ассов в день; в большинстве – это все рабы и пришедшие в город на заработки крестьяне.
Целые дни визжали закругленные пилы, которыми пильщики распиливали громадные глыбы камня для фундамента, а тонкий нильский песок, что сыпали под лезвие пилы, подымал слепящие тучи пыли. Пели каменщики, складывая кирпичные стены и насыпая внутрь их щебня, ибо хозяин экономил в хорошем материале, и весь громадный дом дрожал и грозил развалиться всякий раз, как проезжала повозка с грузом или начинали работать чудовищные подъемные краны, что, сверху донизу опутанные блоками, канатами и приводными колесами, подымали на леса бревна, стопки кирпича и прочие тяжести, иногда в сотни пудов весом. Кровельщики, маляры, штукатуры и плотники доканчивали отделку построенных частей, а за всем зорко с циркулем и отвесом в руках наблюдали важные архитекторы-подрядчики, порой выбивавшиеся благодаря своим способностям из простых рабов и наживавшие громадные деньги.