19. Потерпев неудачу в своей попытке, Ганнибал тотчас же вернулся в лагерь, чем и открыл свой коварный план; однако и это не научило Теренция относиться с подозрением ко всем действиям Ганнибала, но, как он был в оружии,[267]
ворвавшись в преторий,[268] к тому же в присутствии членов сената, примипилариев (taji[rxvn) и военных трибунов, он обвинял Эмилия, что тот воспользовался птицегаданиями как предлогом и лишил Рим явной победы, уклонившись из-за трусости или завидуя ему из-за соперничества. Когда он так кричал, охваченный гневом, стоявшее вокруг палатки войско слушало и поносило Эмилия. Последний напрасно приводил разумные доводы находящимся внутри палатки, но так как на сторону Теренция, кроме Сервилия, стали все остальные, он уступил. И на следующий день он сам выстроил войска, предводительствуя ими, ибо Теренций уступил ему это право. Ганнибал это заметил, но тогда не вышел против них (так как еще не сделал надлежащих распоряжений для битвы), на следующий же день оба войска спустились в равнину. Римляне были построены в три ряда, отстоящих друг от друга на небольшое расстояние, причем каждая часть их имела пеших в центре, а легковооруженных и всадников — с обеих сторон. Полководцы же стояли так: в центре Эмилий, на левом фланге Сервилий, Теренций же — с теми, которые стояли на правом фланге, каждый имел при себе по тысяче отборных всадников, чтобы они помогали попавшим в затруднительное положение. Так построились римляне.20. Ганнибал, зная прежде всего, что в этой местности регулярно около полудня начинал дуть юго-восточный ветер, подымавший тучи пыли, занял такое место, где ветер дул бы им в спину; затем он заранее поместил в засаду на холм, поросший кустарником и изрезанный оврагами, всадников и легковооруженных, которым приказал, когда фаланги[269]
столкнутся и завяжется горячее дело и когда начнет дуть ветер, оказаться в тылу у неприятелей. А пятистам кельтиберам он велел вдобавок к длинным мечам надеть под одежду другие, более короткие мечи, сказав, что он сам, когда нужно, даст знак, что им делать. Все войско и он разделил на три части и всадников поставил на флангах широко растянутым строем, чтобы, если будет возможность, окружить врагов. На правом крыле он поставил брата своего Магона, на другом — племянника Ганнона; середину же он занял сам, так как ему была известна опытность Эмилия. С ним было две тысячи отборных всадников, а Магарбал, имея тысячу других, остался в резерве, чтобы помочь, если увидит, что свои попали где-нибудь в затруднительное положение. Действуя так, он затягивал время до второй половины дня (]w deyt]ran par]teinen _ran),[270] ожидая, чтобы поскорее начался ветер.21. Когда и на той и на другой стороне все было приведено в надлежащий порядок, полководцы объезжали ряды, воодушевляя своих, и напоминали: о родителях, детях и женах, о бывших раньше поражениях, и говоря, что в этой битве будет решаться вопрос об их спасении; Ганнибал же напоминал о прежних победах над этими же людьми, говоря, что позорно позволить побежденным победить своих победителей. Когда же зазвучали трубы и фаланги подняли крик, сперва легковооруженные стрелки, пращники и камнеметатели с обеих сторон, выбежав на середину, начали между собой сражение, после же них двинулись в бой и фаланги. Много тут было и крови и поту, так как с обеих сторон сражались с воодушевлением. В это время Ганнибал дает знак всадникам окружить вражеские фаланги, но римские всадники, хотя их было меньше, чем врагов, храбро сопротивлялись им и, растянув свой строй так, что он стал очень тонким, тем не менее бились очень решительно, и особенно те, которые стояли на левом фланге по направлению к морю. Поэтому Ганнибал и Магарбал вместе пустили на них тех всадников, которых имели вокруг себя, считая, что они своим ужасным варварским криком устрашат противников. Но те и этих встретили твердо и без страха.