Римская история в лицах

В день голосования закона в Рим из деревень стекаются ушедшие было в отпуск солдаты и ветераны Мария. Попытка других трибунов и поддержавших их горожан помешать проведению собрания под предлогом неблагоприятных знамений оканчивается очередной потасовкой на форуме. Хотя на этот раз в ход были пущены не мечи, а дубины, солдаты и крестьяне имели численный перевес и одержали верх. Законы Сатурнина в комициях были приняты. Сенаторы принесли клятву верности, а Метелл отказался и покинул Рим. Затем его вынужденное отступление было закреплено декретом об изгнании. Между тем насилие и буйство уличного сброда оттолкнуло от популяров не только всадников, но и всех деловых людей города. Они держались в стороне, пока развитие событий касалось ограничения власти сената, но теперь стало ясно, что Марий как политический лидер несостоятелен, что всем заправляют демагоги и их всевластие приобретает опасный характер. Гай Гракх в свое время понимал, что свергнуть сенат невозможно без поддержки среднего слоя состоятельных граждан и старался привлечь их на свою сторону. Теперешняя агрессивность продолжателей его дела примирила этот слой с аристократией. Тем временем крестьяне и солдаты покинули Рим, и соотношение сил в нем изменилось. Когда на следующих выборах Сатурнин был переизбран в трибуны, а Главция имел наглость добиваться консульства, большинство граждан выступило в поддержку его соперника, оптимата Гая Меммия. Тогда приверженцы Главции, не таясь, убили Меммия. Это вызвало всеобщее возмущение. Сенат объявил государство в опасности и приказал Марию, в тот момент еще консулу, арестовать вдохновителей преступления. Сатурнин и Главция собрали своих сторонников и захватили Капитолий. Марий оказался перед выбором: либо открыто присоединиться к мятежу, либо подчиниться закону и сенат). По-видимому, он надеялся, изменив своим союзникам, заслужить вожделенное признание и расположение аристократов. Собрав солдат нового набора, Марий осадил Капитолий. Главция и Сатурнин в надежде на его покровительство сдались, но были убиты. Историк Аппиан следующим образом описывает финал этого злополучного дня:

«Марий, в то время как все требовали немедленно же их казнить, заключил их в здании сената, чтобы, как он говорил, расправиться с ними, придерживаясь закона. Но народ (аристократическая молодежь. — Л.О.), считая все это только уловкой, разобрал черепицу с крыши здания и бросал ее в сторонников Апулея (Сатурнина. — Л.О.) до тех пор, пока не убил его самого, квестора, трибуна и претора, в то время когда все они еще были облечены знаками своей власти. При этом волнении погибло и много другого народа... Дело дошло до того, что никого уже больше не могли защитить ни свобода, ни демократический строй, ни законы, ни авторитет власти». (Аппиан. Гражданские войны. I, 32-33)

Римская республика спустя двадцать лет после Гракха испытала новый кризис. Вновь против мятежного гражданского населения в самом Риме было направлено войско. И если тогда это были наемники, то теперь — молодые римские воины.

Предательство Мария не принесло ему желанного признания сенаторов. Оптиматы по-прежнему не могли ему простить ни низкого происхождения, ни стремительного возвышения, ни союза с демагогами. Популяры же, естественно, возненавидели его как перебежчика во враждебный лагерь. Заслуги его были забыты. Положение Мария оказалось настолько жалким, что он даже не осмелился выставить свою кандидатуру на происходивших в том году выборах цензоров. Оказавшись не у дел и презираемый всеми, он после сложения консульских полномочий уехал на Восток под предлогом поклонения Матери богов по обету.

В 99-м году в Рим с триумфом возвратился Метелл, но вскоре был отравлен неведомо кем. Между тем римский нобилитет праздновал свою победу над демократической оппозицией. Законы Сатурнина были отменены, а его сторонников всаднические суды подвергали жестоким преследованиям. Власть римского сената, несмотря на все его ничтожество, снова укрепилась.

В 97-м году вернулся и Марий. Он возобновил свои утренние приемы, но никто не являлся к недавнему кумиру, чтобы выразить ему если уже не восхищение и поклонение, то хотя бы дружеское участие. В одиночестве предавался он мрачным мыслям и тешил себя надеждой на новые войны, когда пристыженное отечество вновь призовет его для своего спасения. Но царил глубокий мир, и было непохоже, чтобы фортуна сулила ему новое появление на политическом горизонте Рима.