Римская история в лицах

И если столики из драгоценных пород дерева оставались экзотической редкостью, то пьяные и шумные пиршества, распущенность нравов и идущая во все времена вслед за нею преступность быстро обрели широкий размах во всех слоях народа, не только в Риме, но и по всей Италии. Тем более что окостеневшая в своих ритуалах и далеко не высоконравственная римская религия могла поставить лишь очень слабый заслон на пути мутной волны приобщения к сладостным утехам плотских наслаждений. Этот заслон помогли снести принесенные с того же Востока новые религии оргиастического толка, в первую очередь культ Вакха. Вот как описывает Тит Ливий ночные служения этому богу — вакханалии. Их появление он относит к 186-му году, то есть как раз ко времени возвращения сирийского войска:

«Сначала в таинства были посвящены немногие, но затем доступ к ним становился все шире и для мужчин, и для женщин, а чтобы вовлечь еще больше людей, обряды стали сопровождать попойками и пиршествами. И так как вино разжигало желания, а смешение под покровом ночи мужчин с женщинами и подростков со взрослыми позволяло забыть о стыдливости, стал набирать силу всевозможный разврат, в зависимости от вкусов и склонностей каждого. Но дело не ограничилось растлением женщин и благородных юношей: из той же мастерской порока стали распространяться лжесвидетельства, поддельные печати и завещания, клеветнические доносы, отравления и убийства родных — такие, что подчас не оставалось для захоронения даже трупов. Много преступного делалось хитростью, но еще больше насилием. Долго насилия удавалось скрывать, так как крики насилуемых и убиваемых, звавших на помощь, заглушались воплями и завываниями, грохотом барабанов и звоном литавр». (Там же. XXXIX, 8)

Наряду с вакханалиями ширился и самый примитивный рынок дешевых удовольствий для простонародья и рабов: множилось число грязных таверн, при которых почти всегда имелись и убогие каморки для свидания с проститутками. Но вакханалии представляли особую опасность. И надо отдать должное римской администрации! Когда она увидела, что новое увлечение принимает размах, угрожающий стабильности государства, то приняла решительные меры. Традиция сопротивлялась! Консул Постумий Альбин по поручению сената выступил перед собранием народа в Риме с такой речью:

«С давних времен по всей Италии, а теперь уже и у нас в Городе справляют в разных местах вакханалии: не сомневаюсь, что об этом вы знаете не по слухам, но по грохоту и завываниям, которые по ночам оглашают весь Город; но я совершенно уверен, что никто из вас не знает, что такое вакханалия. Одни думают — это обряд богопочитания, другие в них видят дозволенные игры и увеселения, но, как бы то ни было, по общему мнению, участвуют в них немногие. Что касается числа их участников, то оно измеряется уже многими тысячами.

Впрочем, было б еще полбеды, если бы они предавались только разврату и тем позорили бы самих себя; по крайней мере их сердца и руки были бы чисты от преступлений и обмана. Однако никогда еще наше государство не взращивало в себе столь опасную язву, ибо за последние несколько лет не было такого преступления или обмана, источником которому не служили бы вакханалии». (Там же. XXXIX; 15, 16)

Да, если счет участников вакханалий идет на многие тысячи, это уже серьезно. Между тем, закончив свое описание, консул рисует перед народом перспективу прямо-таки угрожающую: «Но самое худшее вас еще ждет впереди; пока недостаточно сильная для борьбы с государством преступная шайка до сих пор покушалась лишь на отдельных граждан; между тем язва разрастается с каждым днем; она уже слишком велика для того, чтобы ей могли противостоять частные лица, и грозит уже государству в целом. И если вы не примете мер, квириты, то вслед за этим дневным собранием, которое законно созвано консулом, может состояться другое, ночное. Сейчас заговорщики разобщены и ваше собрание внушает им страх, но ночью, когда вы разойдетесь по домам, а некоторые вернутся к себе в деревню, они соберутся для решительных действий, и тогда вы окажетесь разобщены, и тогда придет ваш черед бояться». (Там же)

Постумий понимает, что, кроме «естественной» склонности к разврату, он должен еще побороть и религиозное суеверие, эту склонность освящающее. В арсенале аргументов у него лишь бездоказательная ссылка на величие истинных богов, и это не очень убедительно. Зато заканчивает он свою речь предупреждением, убедительным вполне:

«Я счел необходимым об этом напомнить, чтобы суеверие не смущало ваши умы, когда мы приступим к уничтожению вакханалий и к разгону нечестивых сборищ. А именно это мы и собираемся сделать с изволения и при помощи бессмертных богов, которые давно уже гневались на то, что их именем прикрывали разврат и преступления, и теперь разоблачили эту гнусность не для того, чтобы оставить ее безнаказанной, но чтобы со всей строгостью покарать. Сенат поручил мне и моему коллеге чрезвычайное расследование этого дела, и мы полны решимости выполнить свой долг». (Там же)