«Римская история» Веллея Патеркула

Сходную оценку дает Веллею английский историк А. Вудмен. Споря со своим соотечественником Р. Саймом, видевшим в труде Веллея «историю, выродившуюся в биографию и панегирик»[566], он считает «Римскую историю» органической частью римской историографической традиции со всеми присущими этой традиции особенностями и недостатками. Подчеркивая, что предшествующие Веллею римские историки ставили своей целью возвеличение деяний римского народа и обоснование его роли принцепса всех народов, Вудмен видит в Веллее продолжателя этой «патриотической» и «шовинистической» линии, с той лишь разницей, что энтузиазм по отношению к римскому народу переносится на его главу — принцепса. Неправомерным Вудмен считает обозначение посвященной Тиберию части труда Веллея термином «панегирик», поскольку такой же характер имело изложение Ливия и многих его предшественников. Пытаясь оправдать Веллея хотя бы от части обвинений в сервилизме, Вудмен показывает, что в оценке историком Сеяна отсутствуют некоторые из его заслуг, упомянутые Тацитом и Светонием[567].

Если в характеристиках Веллея как историка наблюдается резкий перепад мнений от негативного до всецело положительного, то его оценки как писателя и стилиста в основном позитивны. Уже первый издатель и первый критик Веллея Беат Ренан считал, что по прелести и блеску стиля Веллей не уступит никому. Э. Норден, сравнивший в своем классическом труде художественные манеры многих римских прозаиков, увидел в Веллее Патеркуле первого латинского автора, реализовавшего в истории риторический подход. Характер этой реализации позволил Нордену высказать предположение, что в юности, до того, как стать солдатом, Веллей был завсегдатаем школ декламации[568].

Принимая этот тезис, А. Вудмен дополняет его примерами, свидетельствующими о том, что Веллей пользовался в своем труде практикой контроверсий и свазорий, о которой мы знаем по произведению Сенеки Старшего[569].

Ряд исследователей высоко оценивает искусство, с каким Веллей дает портретные характеристики, находя в них даже психологическую глубину[570].

Используя труды своих предшественников, прежде всего написанные на латинском языке филологические диссертации конца прошлого и начала нашего века, Ж. Эллегуар дал исчерпывающую характеристику языка и стиля Веллея Патеркула[571].

«Римская история» Веллея в отечественной историографии

Традиция изучения Веллея в отечественной историографии бедна: первый и пока единственный из опубликованных русских переводов Веллея появился 210 лет назад (см. с. 53). Из оставшихся неопубликованными работ нам известна по названию филологическая диссертация И.И. Лихтенфельда, по-видимому, сопровождавшаяся переводом[572].

В послевоенной советской историографии мы находим наряду с уничижительными отзывами о Веллее как историке[573] вполне благоприятную оценку его труда. Н.А. Машкин рассматривает труд Веллея как «одно из немногих дошедших до нас исторических произведений, отражающих официозный взгляд на падение Республики и начало Империи»[574]. По его мнению, Веллей Патеркул был знаком с первоисточниками, которые он излагал близко к тексту, и близость к первоисточникам составляет одно из достоинств его труда; в ряде случаев Н.А. Машкин показывает, что сведения Веллея не противоречат показаниям других источников[575], а иногда заслуживают предпочтения[576]. В монографии Н.А. Машкина нет стандартных обвинений Веллея во лжи и раболепии. С.И. Соболевский и М.Е. Грабарь-Пассек в «Истории римской литературы», рассмотрев доводы «хулителей» и «апологетов» Веллея, присоединились к последним и недвусмысленно высказались о необходимости реабилитации Веллея от необоснованных обвинений в сервилизме[577].