LIX. Затем было вскрыто завещание Цезаря, в котором он усыновлял Г. Октавия, внука своей сестры Юлии. Следует немного сказать о его происхождении, хотя он и упредил нас в этом [197]. (2) Отец его Г. Октавий происходил хотя и не из патрицианской, но достаточно видной всаднической фамилии, - человек основательный, безупречный, честный, богатый. Он был избран претором наряду со знатнейшими людьми, занимая в списке первое место. Благодаря своему положению он женился на Атии, рожденной Юлией [198]. После этой магистратуры получил по жребию Македонию и был провозглашен там императором, оттуда направился в Рим, чтобы выставить свою кандидатуру в консулы, но умер, оставив сына, еще носящего претексту [199]. (3) Его воспитал отчим Филипп, а Г. Цезарь полюбил Октавия как собственного сына и, когда ему исполнилось восемнадцать лет, взял его с собой на войну в Испанию и впоследствии также держал при себе, и никогда не давал ему ни пользоваться другим гостеприимством, кроме своего, ни передвигаться в другой повозке и почтил его, еще мальчика, должностью понтифика. (4) И после окончания гражданских войн послал его обучаться в Аполлонию, чтобы свободными науками и искусствами развить исключительное дарование юноши, а вскоре, замыслив войну с гетами и парфянами, вознамерился сделать его своим соратником. (5) Когда Октавию сообщили об убийстве двоюродного деда, центурионы ближайших легионов обещали ему военную помощь, равно как и своих подчиненных, а Сальвидиен и Агриппа [200] убеждали не отвергать ее. Он же, спеша возвратиться в Рим, узнал в Брундизии о положении дел, убийстве и завещании. (6) Когда он приближался к Риму, ему навстречу выбежало множество друзей, а когда вступил в город, солнце над его головой засияло радугой и создалось впечатление, что оно само возложило корону на голову великого мужа.
LX. Отчиму Филиппу и матери Атии не нравилось приобщение Октавия к вызывающей ненависть судьбе Цезаря, но спасительный для государства и всего круга земель рок признал его учредителем и хранителем римского имени. (2) Поэтому божественная душа презрела человеческие советы и решила, что лучше с риском добиваться возвышенного, чем в безопасности низкого, а относительно самого себя предпочла верить деду Цезарю, а не отчиму, полагая, что непозволительно считать себя недостойным того имени, достойным которого он казался Цезарю. (3) Консул Антоний сначала принял Октавия высокомерно (но это было не презрение, а страх); допустив его в Помпеевы сады, едва нашел время для беседы, а вскоре даже начал преступно возводить на Октавия обвинения, будто тот хотел его убить, что было постыдной ложью. (4) В конце концов, обнаружилась неистовая страсть консулов Антония и Долабеллы к незаконному владычеству. Антоний захватил семьсот миллионов сестерциев, оставленных Цезарем на хранение в храме Опы [201], записки Цезаря были искажены вымыслом и уступками прав гражданства [202] - всему была назначена цена, ибо консул продавал государство. Он же принял решение занять Галлию, предназначенную консулу-десигнату Д. Бруту в качестве провинции; Долабелла определил себе заморские провинции. Между столь несхожими по природе и стремящимися к разному людьми росла ненависть, и юный Г. Цезарь ежедневно подвергался козням Антония.
LXI. Государство, подавленное владычеством Антония, замерло от ужаса: у всех - негодование и горе и ни у кого силы к сопротивлению. Тогда-то Г. Цезарь, вступивший в девятнадцатый год жизни, по личному почину [203] решительно осуществил достойные восхищения великие замыслы, проявив по отношению к государству больше мужества, чем сенат. (2) Прежде всего он вызвал из Калатии, а затем из Казилина отцовских ветеранов [204]; их примеру последовали другие, так что вскоре собралось настоящее войско. Немного спустя, когда Антоний поспешил навстречу войску, которому он приказал прибыть из заморских провинций в Брундизий, Марсов и четвертый легионы, узнавшие и о решении сената, и о столь великом даровании юноши, подняв боевые знамена, соединились с Цезарем. (3) Сенат почтил его конной статуей, а надпись, помещенная на рострах, и по сей день свидетельствует о его возрасте (на протяжении трехсот лет такая почесть не была оказана никому, кроме Л. Суллы, Гн. Помпея и Г. Цезаря). Сенат приказал Октавию в качестве пропретора совместно с консулами-десигнатами Гирцием и Пансой вести войну с Антонием. (4) Наиболее решительно он провел военные действия около Мутины - тогда ему шел двадцатый год, - освободил из окружения Д. Брута и принудил Антония позорно и в одиночку бежать из Италии. Один из консулов погиб в бою, а другой через несколько дней умер от раны [205].