Римская кровь

Узкий коридор был освещен скудным светом, проникавшим через оконца в обоих его концах. Потолок был настолько низок, что нашему проводнику приходилось сгибаться, чтобы не стукнуться о нижние балки. Наконец мы остановились у двери в самой середине коридора, и великан тихонько постучал. Ударяя по дереву костяшками пальцев, он всякий раз встревоженно поглядывал на спящего сторожа, примостившегося на лестничной площадке, а когда под Тироном скрипнула половица, он замахал обеими руками, умоляя нас не нарушать тишину. Мне оставалось только заключить, что маленький пьяница в силах покарать соперника каким-то неведомым для человека со стороны способом.

Спустя мгновение тонкая, узкая дверь приотворилась на толщину пальца.

— А, это ты, — произнес женский голос. — Я уже тысячу раз тебе говорила, нет. Ну почему ты не оставишь меня в покое? Кроме меня в этом доме живет еще полсотни женщин.

Великан посмотрел на меня и непритворно покраснел:

— Я не один. К тебе посетители, — прошептал он.

— Посетители? Моя мать?

— Нет. Мужчина. Со своим рабом.

Она судорожно сглотнула воздух.

— Это не они приходили в прошлый раз?

— Конечно, нет. Они здесь, стоят рядом со мной.

Дверь отворилась пошире, и в щели показалось лицо вдовы. В полумраке нельзя было разглядеть ничего, кроме двух испуганных глаз.

— Кто вы?

В конце коридора пьяный сторож зашевелился, опрокинув бутылку, стоявшую у него между ног. Она закружилась на месте и покатилась к ступенькам.

— Клянусь Геркулесом! — Великан затаил дыхание и поскакал на цыпочках к лестничной площадке. Не успел он ее достичь, как бутылка покатилась по лестнице, со звоном ударяясь о каждую ступеньку.

Коротышка сторож тотчас проснулся.

— Что такое? Ты! — Он подался вперед и вскочил на ноги. Прикрывая голову руками, великан уже сбегал вниз по ступеням, но коротышка оказался куда проворнее. В то же мгновение он схватил длинную деревянную перекладину и с громкими воплями принялся охаживать ею беглеца по голове и плечам:

— Опять водишь чужих на мой этаж! Лишаешь меня заработка! Думал, я тебя не поймаю! Негодяй, куча дерьма! Давай, давай, а не то я изобью тебя, как собаку!

Зрелище было нелепым, жалким, ошеломляющим. Мы с Тироном одновременно улыбнулись и смолкли, обратив свои взоры на пепельно-серое лицо молодой вдовы.

— Кто вы? Зачем вы сюда пришли?

— Меня зовут Гордианом. Нанят достопочтенным Марком Туллием Цицероном, адвокатом. Это его секретарь, Тирон. Я хотел бы задать всего несколько вопросов о происшествии, случившемся здесь прошлым сентябрем.

Она еще больше побледнела.

— Я так и знала. Не спрашивайте откуда, но знала. Прошлой ночью я видела сон… Но вы должны уйти. Сейчас я не стану ни с кем разговаривать.

Она отшатнулась и попыталась затворить дверь. Я помешал ей, поставив ногу в проем. Деревянная панель была настолько тонкой и хлипкой, что дверь затрещала.

— Ну-ну, разве ты не позволишь нам войти? Я слышу, как раз возвращается тот сторожевой пес, который дежурит на лестничной клетке. Я уверен, тебе нечего опасаться: достаточно закричать, если только я стану вести себя неподобающе.

Дверь широко распахнулась, но перед нами стояла не вдова. Это был ее сын, и хотя он был лет восьми, не старше, он выглядел не таким уж младенцем, тем более, что в правой руке он держал занесенный кинжал.

— Нет, Эко, нет! — Женщина схватила мальчика за руку и оттолкнула его назад. Ее немигающие глаза были прикованы ко мне. В разных концах коридора захлопали двери. Вернувшийся на свое место коротышка сторож прокричал пьяным голосом:

— Эй, что там творится?

— Ох, во имя Кибелы, заходите. — Женщина разжала пальцы сына, отняла кинжал и быстро захлопнула дверь у нас за спиной.

Мальчик не сводил с меня глаз. Взгляд его был мрачен.

— Лучше разберись-ка вот с этим, — сказал я, вынимая смоквы и бросая ему. Он поймал их все одной рукой.

Комната была маленькой и тесной, как и большинство подобных помещений в большинстве подобных домов, но в ней было окно со ставнями и хватало места для того, чтобы спать на полу вдвоем, не касаясь друг друга.

— Здесь живете только вы? — спросил я. — Вы вдвоем и больше никого? — Я бегло оглядел комнату, ненадолго задержавшись взглядом на тех немногочисленных предметах, которые были разбросаны в беспорядке: смена белья, корзинка с краской и румянами, несколько деревянных игрушек. Ее вещи, его вещи.

— Чем вы занимаетесь? — Женщина стояла в углу. Она обнимала мальчика одной рукой, в одно и то же время крепко его к себе прижимая и удерживая.

— Да так, ничего особенного, — сказал я. — Ты не возражаешь, если я выгляну в твое окно? Ты не знаешь своего счастья, хотя не мне судить: твоя комната с видом на улицу. — Завидя мое приближение, мальчик вздрогнул, но мать держала его крепко. — Конечно, вид не ахти какой, — продолжил я, — но по ночам здесь, думаю, тихо, а что может быть лучше свежего воздуха.