Римская кровь

Горело неподалеку от подножия Капитолия, как раз за Сервиевой стеной, в фешенебельном квартале к югу от Фламиниева цирка. Четырехэтажный жилой дом был почти полностью объят пламенем. Языки огня вырывались из окон и плясали по крыше. Если здесь и произошла какая-нибудь драма во вкусе толпы, мы ее явно пропустили; не было ни беспомощных жертв, кричащих из окон верхних этажей, ни выброшенных на улицу младенцев. Обитатели дома уже выбрались наружу либо навсегда остались внутри.

То здесь, то там я видел в толпе рвущих на себе волосы женщин, плачущих мужчин, сбившиеся в кучку семьи. Рыдающие погорельцы были растворены в огромной толпе, наблюдавшей за пожаром со смешанным чувством ужаса и восторга.

— Говорят, заполыхало где-то в середине дня, — сказал стоявший поблизости мужчина, — и затем огонь охватил целое здание. — Его товарищ важно кивнул. — Все равно я слышал, что несколько семей оказались заперты на верхних этажах. Сгорели заживо. Их вопли были слышны даже на улице. Говорят, не больше часа назад в одном из верхних окон показался горящий человек: он бросился вниз и упал в толпу. Если пройти сюда, мы, может, увидим место, где он приземлился.

По пустому коридору между толпой и огнем возбужденно сновал седобородый старик, нанимавший людей с улицы для тушения пожара. Сумма, которую он предлагал, была совсем пустяковой, и на его предложение отзывались совсем немногие. С северной стороны, ближе к холму, пожар, казалось, почти не распространялся; ветра, который мог бы раздуть огонь, не было, а широкий зазор между домами надежно препятствовал пламени, не позволяя ему перекинуться на другие здания. Но с юга, со стороны Цирка, к горящему дому близко примыкал другой дом, поменьше: расставив руки, рослый мужчина без труда дотянулся бы до стен обоих строений. Огонь уже опалил ближнюю стену соседнего дома, а когда горящее здание начало обваливаться, груды тлеющих обломков и золы засыпали промежуток между ними, причем некоторые головешки попадали на близлежащую крышу, откуда они были поспешно сметены отрядом рабов. Хорошо одетый, сопровождаемый большой свитой рабов, секретарей и гладиаторов аристократ выступил из толпы и приблизился к седобородому страдальцу.

— Гражданин, — позвал он, — эти здания твои?

— То, что горит, принадлежит не мне, — огрызнулся старик. — Это дом моего дурака соседа Вария. Что за дурень! Он разрешает своим жильцам разводить огонь в самый жаркий день года. Среди тех, кто борется с огнем, ты его не найдешь. Вероятно, он отправился на праздник в Байи. Мне принадлежит дом, который еще стоит.

— Но, пожалуй, он простоит не слишком долго. — Аристократ говорил приятным голосом, который пришелся бы впору и оратору на Форуме. Я не видел его лица, но уже знал, кто это должен быть.

— Красс, — прошептал я.

— Да, — сказал Тирон. — Красс. Мой хозяин знаком с ним. — В его словах звучала гордость — гордость человека, который ценит знакомство со знаменитостью вне зависимости от того, какова ее природа. — Знаешь эту песенку: «Красс, Красс, богат, как Крез»? Говорят, что сейчас он самый богатый человек в Риме, не считая, разумеется, Суллы; Красс богаче большинства царей и богатеет изо дня в день. Так говорит Цицерон.

— А что еще говорит твой хозяин о Крассе?

Предмет нашего разговора одной рукой обнял старика за плечи. Вдвоем они подошли к месту, откуда лучше был виден проем между двумя домами. Я последовал за ними и, встав сзади, вгляделся в раскаленную щель, непроходимую из-за непрекращающегося града пепла и горячих камней.

— Говорят, что у Красса множество достоинств и один все затмевающий порок — алчность. Но Цицерон считает, что его жадность — только признак порока более глубокого, зависти. Богатство — единственное, что есть у Красса. Он продолжает наращивать его потому, что завидует доблестям других, так, словно его зависть — это глубокая яма, и он только тогда встанет вровень со своими соперниками, когда заполнит ее до отказа золотом, скотом, домами и рабами.

— Тогда нам остается только пожалеть Марка Красса. Твой хозяин очень сострадателен.

Мы выбрались из гущи толпы и подошли достаточно близко, чтобы слышать крики Красса и хозяина дома, заглушаемые ревом пламени. Я почувствовал жаркое дыхание огня на своем лице, и мне пришлось закрыть глаза, чтобы в них не насыпало мелкой золы.

Мы оказались на этом месте в переломный момент. Казалось бы, обстановка не слишком благоприятствовала заключению сделки, но нужно было учитывать, какие преимущества она предоставляла Крассу. По всему было видно, что седобородый бедняк не в состоянии запросить хорошую цену. Среди рева огня до меня доносился поставленный ораторский голос Красса, звучавший мелодично, как колокольчик.