Римская рулетка

Расположенные по кругу разноцветные цифры вертелись в одну сторону, а шарик, как и положено, катился по боковине в другую, но вот он исчерпал на трение-качение часть кинетической энергии кругового движения, сменил ускорение на центростремительное, скатился на тисненую кожу и, подпрыгнув пару раз, застрял на мгновение в лунке, в другой, перекувырнулся на третью, да так и остался там в ожидании, когда множество устремленных на него глаз сможет разобрать написанную рядом цифру.

– Четырнадцать, – прошептал полузадавленный в толпе юноша с бледным лицом и посыпанными пеплом кудрями. Со времени неудавшегося выступления на Форуме поэт Юлий трижды пытался принять настой цикуты, и трижды здоровые инстинкты вкупе с рвотным рефлексом мешали ему пойти по сомнительному пути Сократа. – Это я поставил на четырнадцать.

– Четырнадцать-четная-красная! – звонко и радостно выкрикнула Айшат и потянулась к столу изящно сработанной из древесины граба мухобойкой, с трудом найденной на рынке.

Не успели патриции с плебеями опомниться, как она этой импровизированной лопаткой отгребла фишки в четыре стороны, причем большая их часть подъехала к дрожащим рукам Юлия.

– Вот, собственно, и все! – учительским тоном изрек Теменев. – Ставившие на четырнадцать, чет, красное и вторую дюжину – заберите выигрыш. Остальные – обломитесь. В смысле, посыпьте головы пеплом, возблагодарите кесаря, Юпитера, нашего доброго хозяина и попытайте счастья еще раз.

После секундной паузы послышался голос седобородого Сальвария, ставившего в прошедшей игре на вторую дюжину.

– А ну-ка! – проговорил он с хитрецой и двинул стопку фишек на черное.

И тут прорвало. Почтенные горожане с горячностью, пропорциональной индивидуальной сообразительности, двинулись к столам, подсовывая фишки, складывая их стопками, передвигая в мучительном раздумье по клеточкам, уже инстинктивно ожидая неслыханного до сих пор возгласа Айшат: «Ставок больше нет». Самые проницательные, провидя возможность остаться без фишек, уже поглядывали на Святослава Хромина, который потихоньку отступал к обтянутой пузырем будке, где предусмотрительно был вывешен прейскурант. И в этот момент, посреди этой радостной, если не сказать праздничной, суеты, напоминающей момент пуска поезда со свежеоткрытой станции метро, Андрея потянули за рукав:

– Вас там спрашивают.

– Продолжай без меня, – шепнул Теменев Айшат. – Заклинит барабан или выпадет зеро – кричи, я рядом.

Он сбежал по лестнице, прыгая через две ступени и соображая на бегу, кто это припозднился. Должно быть, Феодор пришел глянуть на совместный проект, а то и Фагорий дал волю честолюбию. «Только бы не Плющ, настроения для мордобоя нет совершенно». И вообще, нужен штат: секьюрити, фейс-контроль, вордроб-менеджер. Да и крупье можно подучить из молодежи, не одной же Айшатке пахать. Бывают моменты, когда девушке…

Андрей добежал до основания лестницы и вдруг остановился, вцепившись в перила. Внизу стоял и приветливо улыбался ему типичный римлянин – желтоволосый, полноватый, в белоснежной тоге и с сапфиром на безымянном пальце. Дмитрий Васильевич Хромин.

Глава 9 REQUIESCAT IN PACE [25]

Стройный белокурый мальчик держал указку из слоновой кости с таким важным видом, будто целые классы нерадивых сверстников выстроились сейчас перед ним в надежде овладеть непростым искусством устного счета. В данный момент костяная палочка золоченым наконечником-стрелкой утыкалась в римскую цифру X, изображенную по старинке – как две растопыренные пятерни, нацеленные вверх и вниз. Всего на выдолбленном из цельного куска прозрачного кварца цилиндре была ровно дюжина делений, и мальчик упорно скользил по подвижной подставке медленно вверх, постепенно перебирая все цифры от одного до двенадцати. Затем стремительно падал вниз, когда вода, переполнившая резервуар с поплавком, достигнув верхней точки в резервуаре, сдвигала затвор и стремительно изливалась в потайную канализационную решетку.

Самого мальчика Фагорий выточил из белого кремня, загубив несколько закаленных в молоке дикой козы резцов. Подарок великому диктатору делался в значительной степени с учетом сексуальной ориентации последнего, поэтому мальчику следовало быть милым, изящным и анатомически достоверным. Но Лулла, едва взглянув на удивительные водяные часы, махнул рукой: «В общественную пользу». А ведь это не заурядная клепсидра – конусообразная лохань, из которой, словно из дырявого ведра, сочится по капельке вода и к которой приставлен специальный раб, чтобы каждые четверть часа заливать бадьей воду, подобно тому как в станционном буфете глухая уборщица, не без опасности для жизни посетителей, опрокидывает над кофеваркой мятую кастрюлю с бежевой жидкостью, называемой кофием, но сваренной из цикория.

Нет, водяные часы, созданные карфагенским гением, были уникальны. Вода, поступавшая по специальному желобу от специально протянутого к зданию акведука, наполняла их доверху, при помощи системы поплавков отпирала затвор и сбрасывала показания счетчика при переполнении буферного резервуара.