– Римский наместник в греческом городе Эфесе, – бесстрастно, словно читая по памяти энциклопедию, растолковал Святослав. – Прославился справедливостью и всесторонним кругозором. Написал множество сочинений, из которых сохранился только трактат по медицине. Благодарные сограждане увековечили его память, воздвигнув библиотеку научных трудов, ставшую крупнейшей после Александрии.
– До нас или после? – подумав, уточнил Дмитрий.
– Откуда же я знаю? Мы даже не знаем, какой сейчас год. Эти чертовы ромеи с их манерой не называться собственными именами. Кто такой Лулла? Не учил я никакого Луллу ни в школе, ни в университете, ни по новой хронологии Белаша. Может, это Лукулл? Не знаю. Может быть, вообще ранний Нерон? Уроды-конспираторы!
– Послушай, – медленно проговорил Дмитрий Васильевич Хромин, – а вдруг ты прав? Мне тут обещают, если с акведуком все нормально будет, какую-то провинцию. Стихи я пишу, медицину знаю. Может, забрать тебя и Айшат, уехать к черту в этот твой Эфес и прославиться там справедливостью?
– Ты, как всегда, ставишь телегу перед лошадью, – сказал Святослав, глядя из оконного пролома на площадь, где подростки играли в Спартака на горе, толкая друг друга с отключенного от магистрального акведука фонтана. – Ты еще в школе, продавая батарейки к плееру по рублю штука, считал, что все крупные состояния начинаются так, а там уже можно будет подучить математику и становиться Биллом Гейтсом. Тебя, может, и назначат в Эфес. Но, поскольку для этого ты уже упек в тюрьму Андрюху, вряд ли твоя справедливость и благородство потянут на признание потомков. Уже не получится.
– Ну… – Дмитрий Васильевич тоже посмотрел в окно.
Один из подростков, крупнее и сильнее других, прочно зацепившись за позеленевшего и скользкого чугунного тритона, победно воздевал руки, обрушив в фонтан целую толпу претендентов на его место. Подросток сидел спиной к братьям, поэтому ни один из них не опознал в нем Алексея Илюхина, бывшего скина, бывшего андабата, а ныне доверенное лицо Бати Везувийского, Вождя всея Италии, Корсики и Сардинии с провинциями.
– А если не получится, – спокойно продолжал санинспектор Хромин, – тогда, пожалуй, придется вернуться в Рим кесарем и спалить Вечный город дотла. Чтобы не возникало вопросов о том, кто тут ранний Нерон.
Патриций Геварий шагал по улице, злобный, как богиня безумия Ата после очередного залета от Зевса-громовержца, даже не скрывая лица, на котором явственно читалась ярость. Кому интересно, пусть смотрят на государева порученца, думал он про себя, пусть глазеют и зырят! Пессимий, которого приставили к почетному поручению на правах инвалида, пострадавшего на государственной службе, но еще не справивший вставные зубы, с трудом поспевал следом.
– Ну-ка еще раз, – требовал Геварий, принявший после разноса на Форуме твердое решение взять за правило вести рискованные антиправительственные разговоры только на свежем воздухе, где можно быть уверенным, что ничьи лишние уши не прильнули к дверям, стенам и крышам. – Напомни, как все это было.
– Я спал, – вновь содрогаясь, отвечал Пессимий, – спал в палатке. Мы разбили лагерь так, чтобы контролировать подходы к ущелью. Часовых выставили, кустарник вырубили, все как положено. Так вот, я спал и вдруг чувствую – бьют. Меня бьют. Без всякого объяснения, прямо через палатку топчут. Они, наверное, спустились с отвесного утеса на другой стороне, хотя откуда бы у них веревочные лестницы? Но, по-моему, нас обошли, потому что, когда я выбрался из палатки, лагеря уже не было, света тоже, ноги скользили между поваленных палаток и брошенных щитов и только часовые кричали: «Они спустились с горы! Они спустились!», потом замолкли. Если бы гладиаторы двигались по ущелью, тревога поднялась бы прежде, чем перебили весь лагерь. Мы с еще тремя ранеными пробежали до самых ворот Рима, как были в доспехах, мне казалось, что воздух уже кончается, мы его весь выдышали, но, к счастью, добрый Коллагенус отпер нам…
– Как-то это непонятно, – сквозь зубы скрипел Геварий, направляясь к обширному пустырю Марсова поля. – Не может же Лулла, чтобы отправить меня в ссылку, инспирировать гражданскую войну! Какая-то игра играется, но я ее не понимаю. Это еще что такое?
Поперек всего Марсова поля, оказывается, была вырыта траншея, вдоль которой суетились невольники с бадьями извести и обтесанными камнями.
– Акведук, – развел руками Пессимий. – Магистральный водопровод.
– А где теперь маршировать? – мрачно спросил Геварий. Не далее чем вчера как раз напротив его виллы воздвигли трехэтажную аркаду, тянущуюся в предместье. Вид с балкона был загублен навсегда. – Где теперь репетировать праздничное шествие радостных граждан, спонтанно возникшее в процессе праздника? Какого дьявола мы сегодня сгоняем сюда крестьян из пригородов.
– А может, они сами как-нибудь?