Римская рулетка

«А сейчас мышь – это я, – подумал Андрей. – А где-то в катакомбах крадется неслышными шагами моя кошка. Я вылез из клетки, где спокойно отсиделся бы в ожидании утреннего допроса и шмона. Кто ты, зеленоглазый зверь римского подземелья?»

Словно услышав его безмолвный вопрос, тишину и покой пещеры разорвал резкий грохот. Поблизости что-то упало, судя по шуму и дрогнувшим под ногами камням, никак не меньше тонны весом. И вот еще. И еще раз прогрохотало. Прижавшийся к стене Андрей чувствовал сотрясения всем телом. «Это тут рядом, за этой стеной. И разрази меня Зевс своей электровафельницей, если это не шаги». Есть в обычных человеческих движениях что-то такое, что ни с чем не спутаешь.

Там, за стеной, кто-то топает ногами. И каждая нога у него полтонны весом. Потом послышался рев – короткий отчаянный взрыд, будто всем кошкам Рима разом наступили на лапы полутонной ногой. Но, несмотря на всю дикость происходящего, что-то знакомое почудилось Андрею, что-то хорошо понятное. Он загасил факел и, придерживаясь рукой за дрожащую от ритмичных ударов стену, побрел вдоль нее, пытаясь оживить в памяти какие-то ассоциации. Лох-несское чудище? Тиранозавр из дебрей Конго, о котором писал «Вокруг света»? Или чудище «Мокле-мбембе», живущее в каком-то водопаде, топчущее вековые деревья, орущее так, что резиновые лодки тонут, и, как было написано прямым текстом, «пожирающее бегемотов»? А еще был Барлог, Красный Ужас пещерных гномов, рухнувший в подземелья Мории, увлекая за собой Гендальфа Серого.

Андрей подмигнул кому-то в темноту, не очень вовремя вспомнив, как в третьем классе ему под большим секретом рассказывали, что на Западе есть такие специальные женские пляжи. Там загорают голыми. Нет, не все, а только девчонки. А по периметру это райское место обнесено высоким забором, чтобы не видно было, и украшено статуями, изображающими мужчин. Без рук и без ног. В качестве предостережения.

Через минуту Андрей уже лежал, замаскировавшись под небольшим скальным выступом на входе в большую, неплохо освещенную пещеру. Часовых здесь не выставляли, уповая на устрашение останками смельчаков, осмелившихся пробраться сюда. И Андрей благоразумно не стремился пополнить ряды «самоваров», разбросанных в подземелье, поскольку вряд ли его станут превращать в оленя. А между тем он в данный момент наблюдал ровно двадцать весталок, потных и длинноногих, которые, яростно дыша, отрабатывали глубоко под землей приемы обращения с холодным оружием. И по всей вероятности, весталки эти не хотели бы, чтобы кто-то видел их сейчас.

Во– первых, это Андрей знал по долгу службы, на тайных тренировках не должно показывать лиц, отсюда и пиксельные квадратики в телерепортажах, маски-черепа с дырками для глаз. Во-вторых же, никто не захочет увидеть, пусть и на обложке журнала «Плейбой», собственное лицо, запечатленное в момент, когда, закатив глаза и оскалив зубы, так орешь «Кийа-а-а!», будто по меньшей мере направляешь самолет во вражеский авианосец.

– Всем сесть! – вдруг приказала весталка постарше с двумя крупными зеркалами Венеры на лацкане, очевидно тренер. Как ни странно, она была здесь самой миниатюрной, но обладала железным голосом. – Всем лечь! Разбиться по парам!

Андрей, уже решивший, что понимает происходящее, снова замигал, услышав следующее указание:

– Погладили друг друга по спине. Сверху вниз. Снизу вверх. Прыгаем на левой ноге. Теперь на правой. Стукнулись лбами и все дружно помычали.

Пещера наполнилась двадцатиголосым «му-у-у», которое смогло бы отпугнуть не только потенциального гостя с поверхности планеты, но и самого Мокле-мбембе. Очевидно, это была особенная, напрочь неизвестная Андрею школа боевых искусств, потому что после мычания бедных девушек заставили несколько раз произнести скороговорку: «Тит у Лукреция стибрил конкреции, а Лукреций у Тита – бедро Афродиты».

Потом все закрыли глаза и тщетно попытались узнать друг друга по хлопку ладоней о колени. Потом тренерша сказала уже не хрипло и отрывисто, а нежно и удивительно:

– Поговорим теперь о главном в работе бойца. О ненависти.

У Андрея даже зубы заломило от тоски. Вот только психоаналитического тренинга ему не хватало в третьем часу ночи под тюрьмой города Рима среди безруких трупов. Он живо представил, как несколько лет назад этим крутобедрым и крепкогрудым сорвиголовам так же, как и ему, рассказали о проклятье камер Дальнего Края. И так же, как он, они не поверили, благополучно скрылись в катакомбах и, прекрасно зная о незавидной судьбе, уготованной их ордену, решили оставаться здесь, разумеется, под потертой эгидой тотальной мизантропии. Так, собственно, и образуются секты, раскольнические села и группы староверов, во имя великой любви к Господу сжигающие себя в банях.

– Ненависть для меня, – прилежно повторяла затверженный урок огненно-рыжая девица, занимавшаяся топлесс, но перепоясанная кожаным ремнем, – это желание убить.

– Неплохо, – кивнула наставница, – но для искусного боя, пожалуй, недостаточно. А как убить?

– Жестоко! Беспощадно! – послышались голоса с разных концов зала. – С особым цинизмом!