Римская рулетка

– Шарики должны быть тяжелее! Видал, как они скачут на пол? Попробуй из яшмы, из кремня выточить, только не отливай из свинца, потому что я тебя знаю, ты сам не свой плотность вычислять. Стулья нужны, нормальные деревянные стулья. Эти ваши тумбы хоть чем обивай, ножки-то мраморные. Вот ты прикинь, как она, – Теменев указал на расплывшуюся в улыбке в ожидании оценки ее внешнего вида Айшат, – в этой блузке и на шпильках по завершении рабочего дня будет эти каменные скамейки тягать и на столы переворачивать?

– Можно купить пару специальных рабов…

– Вот! – назидательно заметил Андрей, тщетно вглядываясь в Плюща и убеждаясь, что такую неприятную морду он бы запомнил, увидев до этого хоть разок. – Вот от такого отношения у вас все рабы на Везувий поудирают. Рабы – это тоже люди, понимаешь? Дикие – да, недалекие – да, убогие – да, черт возьми! Но люди! Вам чего, товарищ?

Еще более чем обычно позеленевший Плющ с достоинством откинул голову, произнося с тщательно отработанным пришепетыванием:

– Тот, чье имя я не смею произнести…

– Товарищ! – проникновенно перебил его Андрей, – мы люди деловые, у нас очень мало времени (клепсидру в угол ставь, Фагорий). Говорите по существу.

– Милостиво повелел…

– Короче…

– Известное поручение…

– Еще короче…

– Диктатор Рима, – вдруг заревел, хотя рев этот сильно смахивал на визг, любимый раб Луллы, – хочет знать, когда вы откроете казино, строительство которого он оплачивает?!

– Завтра, – с лаконичностью, порадовавшей бы самого царя Лаконии, пожал плечами Андрей. – Нет Фагорий, ты ее так разверни, чтобы Слава из кассы часы видел, а приходящие – нет. Вот, правильно.

– Есть еще вопросы? – обернулся он к Плющу.

– А если нет, тогда слушай. Ты не знаешь, что такое фейс-контроль, поэтому объясняю доходчиво. С завтрашнего дня по этой лестнице будут подниматься только те, кто умеет себя вести, мало того – те из них, кто мне нравится, мало того – нравится вот ему и вот ей. А диктатору Рима можешь передать, что гонец по особым поручениям у него – гомосек.

– Зачем ты так? – удивилась Айшат, когда, сжав губы и поклонившись особенно любезно всем присутствующим, Плющ выскользнул из портика рядом с триклинием, унося в раскосых зеленых глазах бешенство напополам с выкройкой ее делового костюма. – Человек же не виноват в своей сексуальной ориентации.

– Я эту породу знаю, – покачал головой лейтенант Теменев. – Секретари, заместители по общим вопросам и ефрейторы второго года службы. И дело тут не в ориентации, а в том, что совсем рядом с силой: с деньгами ли, с диктатором Рима или просто с увесистым кулаком. Тот, который наверху, может вдарить, но и результаты расхлебывать будет сам. А вот тот, кто под ним… Шакал Табаки, понимаешь ли… Лопатой по морде, и никаких разговоров! Ладно, шут с ним. Хорошо выглядишь.

Айшат подняла руки над головой и прошла по мраморному полу несколько туров народного тавларского танца, сильно смахивающего на цитату из «Лебединого озера».

– Потанцуй, потанцуй, – благосклонно закивал Святослав Хромин. – Завтра уже не потанцуешь. Целый день за столом: «Делайте игру, господа!», «Девятнадцать, красная, четная»…

– Целый день? – Айшат остановилась на полушаге, обдумывая внезапно открывшиеся ей новые обязанности. – Но, Андрей, ведь бывают моменты, когда девушке…

– Вот именно! – согласно кивнул Теменев, выходя из глубоких размышлений, придавших его лицу неуловимое, но характерное выражение представителя племени старших менеджеров среднего бизнеса. Выражение, напоминающее фразу «Что-то где-то мы забыли, что-то где-то не учли». – Правильно… Фагорий! Сантехника на втором этаже готова?

* * *

Давно живущие в Риме хорошо знают, как меняется вид улиц и динамика передвижения народонаселения по улицам в зависимости от того, ярко ли светит солнце, или накрапывает дождь, дует холодный ветер с холма Тускулла, или срывает с прохожих войлочные шляпы суховей из-за Латиевой горы. Согласно движению воздушных масс, то одна, то другая из геометрически правильно расположенных улиц становится предпочтительной для перемещения народных масс, течение коих по мощеным тротуарам подчиняется в известном приближении тем же законам турбуленции и ламинарной гидродинамики, что и струи воды в фонтанах великого Города.

То тут, то там, словно на поверхности ванной, из которой вытащили пробку, образуются водовороты, к краям прибивает пену, и только какая-нибудь намыленная губка все так же величественно покачивается на поверхности воды, возомнив себя в непомерной гордыне кораблем, ведомым гордым Улиссом за Геркулесовы столбы.