Римская сага. Город соблазнов

– А, Юлий Клавдий, ты опять нашёл, с кем повздорить, – с улыбкой произнёс он. Заметив стоявших рядом Лация и Варгонта, он на мгновение замолчал, скривил лицо, потом увидел меч в столбе и покачал головой. – Тебе повезло. Мог бы сегодня и не доехать до Цезаря, – тихим голосом заметил он.

– Что ты говоришь, Серпилий! – возмутился всадник. – Эти нахалы посмели напасть на меня и моих людей. Они даже повалили мою лошадь и теперь угрожают мне оружием!

– Юлий, – понизив голос и приблизившись к всаднику, произнёс легат, – не надо так громко говорить. Перед тобой два человека в туниках, без оружия и охраны. Со стороны ты выглядишь смешно. Как они могут тебе угрожать? Но тебе повезло… старший трибун Лаций Корнелий Сципион – лучший старший трибун в армии Цезаря, а центурион Варгонт – его лучший друг, – процедил он сквозь зубы. – Если бы они напали на тебя, я бы с тобой уже не разговаривал, – пожилой римлянин растянул губы в тонкой улыбке, покачал головой и повернулся к Лацию. – Ты кого-то ждёшь, Лаций Корнелий? – вежливо спросил он.

– Благодарю тебя, Серпилий! Мы проверяли гастатов и оружие по приказу легата Теренция Юлиана, – ответил Лаций, вынимая из столба меч.

– Он только что вышел от Цезаря. Если он тебе нужен, поспеши! Кажется, он будет занят до самого вечера, – легат показал рукой в сторону ворот, – Удачи тебе! – Серпилий повернулся к всаднику с золотым шлемом и сказал: – Идём, Гай Юлий уже ждёт тебя. И постарайся больше не делать глупостей, – уже тише добавил он.

– Да что тут происходит? Я – гражданин Рима! Клянусь богами… – попытался возмутиться тот, но ликтор схватил его за локоть и с силой сжал. Молодой аристократ залился краской, открыл рот, чтобы ответить, но в этот момент его кто-то окликнул и оскорблённый всадник решил отложить свой спор с двумя дерзкими легионерами на потом.

Легат Теренций Юлиан стоял возле палатки и читал короткий свиток, когда к нему подошёл Лаций:

– Теренций, слава богам, я успел тебя найти!

– А, это ты, мой дорогой Лаций… – с отеческой вежливостью, за которой проглядывалось гораздо больше, чем просто уважение, ответил тот, но Лаций только вздохнул. Он уже привык к постоянным намёкам и долгим взглядам легата, который испытывал к нему особую симпатию. Лаций принадлежал к небольшому количеству легионеров, которые не тяготели к неестественной любви между мужчинами даже во время походов. В детстве он слышал, как в соседнем доме дико кричал раб-подросток, которого наказали за то, что он не захотел ублажать своего хозяина. Патриций решил повеселиться с друзьями и потребовал, чтобы юный раб удовлетворял его гостей по очереди, пока они пировали. Что произошло потом, точно никто не знал, но говорили, что мальчика до смерти забили палками. Лацию повезло, что он узнал об этом случае от помощницы мачехи, рабыни Миолы. Та рассказала ему об том без всяких подробностей. Она сыграла в его судьбе очень важную роль и была первой женщиной, с которой он узнал, какими должны быть отношения между мужчиной и женщиной. Ей было около тридцати, ему – чуть больше четырнадцати. Нежность и забота случайно переросли в близость. Об этом никто не знал, но когда Миолу продали, Лаций сильно переживал, и ещё долго хранил в душе наивную юношескую любовь к этой женщине, которая волею богов, сначала была для него почти матерью, а потом – любовницей и другом. Однажды в походе Помпея один центурион обозвал его «сладким мальчиком» и при всех легионерах положил руку на колено, намекая на близость. Лаций отбросил его руку и вынужден был защищать своё мнение кулаками. Ему немало досталось, но и центурион потом две недели пролежал в палатке, находясь между жизнью и смертью. Сразу после этой стычки Лаций познакомился с Варгонтом. Тот видел всё с самого начала и, когда дело дошло до драки, не дал товарищам любвеобильного центуриона прийти ему на помощь. С тех пор они с Варгонтом всегда были вместе, что тоже было иронией судьбы, потому что в римском войске отличить дружбу от любви было практически невозможно.

Теренций знал об этом происшествии, но считал, что время всё меняет. Он был старше Лация и умел ждать. В его отношении к молодому трибуну всегда сквозило лёгкое снисхождение. Он старался сделать так, чтобы Лаций ему доверял и считал, что между ними установились хорошие отношения. При этом он всё время рассказывал ему, как нежно относится к своему молодому брадобрею, который каждое утро на рассвете приводил его лицо и волосы в порядок и отвечал ему взаимностью.