Римская сага. Том II. Битва под каррами

Когда он вошёл в комнату, египтянка сидела на полу и смотрела в стену невидящим взглядом. По стене прополз чёрный жук. Лаций проводил его взглядом и с трудом оторвал глаза от стены.

– Кто такая Ларнита? – неожиданно спросила она.

– Ларнита? – услышать от неё это имя было странно. – Где ты слышала это имя? – нахмурив брови, спросил он.

– У Маркилии, – пристально глядя ему в глаза, прошептала Тхао. – Ты не помнишь? Это быть твоя женщина в Риме?

– Нет, нет, что ты! Не в Риме! Далеко-далеко. Но, говорят, она умерла, – Лаций вздохнул и положил ей руку на голову. – Не думай об этом. Это было очень, очень давно, – он замолчал на мгновение, но тут снова вспомнил о гадалке. – Подожди, а что сказала эта старуха… как её? Маркилия? Совсем ничего не помню. Я целый день не мог отойти от её трав.

Тхао задумчиво посмотрела ему в глаза и, копируя голос старой прорицательницы, произнесла:

– Твоя женщина будет охранять тебя всегда и везде. Кто она? Расскажи мне.

– Не сейчас… Это было давно. Не надо. Мне бы не хотелось сейчас вспоминать об этом.

– Она очень красивая? – Тхао положила голову ему на колени. Лаций сидел, бессильно опустив руки вдоль туловища, и чувствовал, что снова начинает вспоминать Ларниту, её лицо, руки, голос и танцы.

– Она очень красиво танцевала, – пробормотал он. Тхао при этих словах встрепенулась, вскинула вверх длинные ресницы, прикрывавшие полные бездонной любви глаза, и, приложив руки к груди, горячо заговорила:

– Я тоже умею танцевать. Хочешь, я буду танцевать? Я ещё никогда не танцевала для тебя. Смотри, смотри, как я буду танцевать сейчас, – с этими словами она подскочила на ноги и метнулась в угол. Там из кучи вещей показался маленький круглый бубен со звенящими монетами. Повернувшись к Лацию и разведя руки в стороны, она стала переступать с ноги на ногу, двигаясь в такт лёгкому звону этого неприхотливого инструмента. Лаций смотрел на неё и невольно сравнивал с Ларнитой, чей образ стал теперь чётче прорисовываться сквозь пелену давно забытых дней.

Тхао танцевала плавно и мелодично: её движения поначалу казались одинаковыми и похожими друг на друга. Два шага в одну сторону и вращение руками, затем то же самое – в другую. Гибкие тёмные руки извивались, как змеи, переплетаясь то в локтях, то в кистях, обвивая плечи, бёдра, колени и снова вытягиваясь в ровную линию. Это был бесконечный танец кошачьей гибкости и женского изящества, доведённый почти до совершенства. Тхао танцевала, не сходя с места. Ей достаточно было небольшой площадки в два-три шага. Извиваясь стройным, гибким телом, она искренне радовалась своей красоте и молодости. У неё была очень узкая талия, поэтому бёдра выглядели широкими и округлыми. Лацию казалось, что в танце они двигаются отдельно от рук и головы. Ровные ноги не носили отпечатка тяжёлых работ, и на них никогда не было видно ни мышц, ни вен, как будто Венера, как скульптор, благодарно провела по ним рукой, создав само совершенство. Они напоминали два тонких кувшина для масла, которые венчали высокие упругие ягодицы. Тхао была молода и красива. Её разгорячённое тело покрылось капельками пота, и от него исходил нежный аромат персикового масла, который Лаций очень любил.

– Хватит, хватит, – тихо произнёс он и махнул рукой. Она нравилась ему, но в груди не было того огня, страсти и ревности, которые вызывала Эмилия. Хотя та никогда не танцевала. – Ты очень красивая. Садись! – Лаций похлопал рукой возле себя, но египтянка и не думала останавливаться. Она увеличила темп и стала танцевать с поворотами и вращениями. Её глаза расширись, заблестели и стали напоминать два крупных драгоценных камня. Тонкий нос с небольшой горбинкой вздрагивал при каждом вдохе, и губы улыбались завораживающей улыбкой, обнажая белоснежные зубы.