На соображения такого рода наводит один обычай, крайне распространенный в конце республики: завещатель отделял большую долю оставляемого в наследство имущества в пользу какого-либо постороннего лица, занимавшего крупное положение. Этот обычай обратился в императорскую эпоху почта в правило завещать значительные части наследств в пользу императора; эти отчисления, в свою очередь, стали правильным крупным источником императорских доходов. Возникает вопрос, откуда произошел такой добровольный налог? В завещаниях, предоставляемых наследователю владения и суммы, обозначались иногда, как блага, полученные ех uberalitatibus amicorum. Иногда завещатель обходил своих прямых наследников, детей, и Август, например, в таких случаях сам хлопотал об обеспечении детей умершего из завещанных ему, императору, сумм. Невозможно думать, чтобы все эти великодушные выдачи делались без всякого принудительного мотива. В императорскую эпоху этот мотив заключался в страхе наследователя, что все имущество его может быть конфисковано властителем: большой жертвой в его пользу завещатель надеялся сохранить остальное для семьи. У предшественников императора, республиканских магнатов, была также, может быть, нередко возможность насильственно отобрать наследство клиента: и как раз это правдоподобно для тех случаев, когда имущество завещателя так или иначе опиралось на условное дарение, ссуду, залог и другие виды услуг со стороны крупного патрона. Такое объяснение кажется особенно допустимым по отношению к Горацию. Его владение было результатом милости Мецената, и в оплату за нее он вступил в число клиентов богатого патрона. Впоследствии Гораций счел себя обязанным завещать подаренное ему владение тому лицу, к которому перешли права на него, как на зависимого человека, т. е. Августу.
Надо представить себе общество, в котором все шире и глубже развивается такая иерархия. В кругах, захваченных ее влиянием, неизбежно будет слагаться и своеобразное социально-моральное сознание; общество это выставит свои понятия о долге, добродетели и т. д., которые будут соответствовать такому укладу социального подчинения и совпадут с рамками такой лестницы служения. Нам было бы, конечно, интересно найти обстоятельную формулировку соответствующих понятий, характеристику всего мировоззрения, выработавшегося в кругах римской социальной иерархии. Но если бы мы захотели отыскать краткое выражение типично феодального сознания, нас могла бы удовлетворить одна надпись, где оно наивно и ярко запечатлелось. Это слова, старательно выписанные военным трибуном Кастрицием Кальвом на могильном памятнике, который он поставил одному из своих вольноотпущенных. Патрон, человек военной манеры, называет себя в надгробной надписи «благим господином добрых вольноотпущенных, особенно тех, кто хорошо и добросовестно обрабатывает поля». Он преподает здесь же несколько советов и правил. «Главное дело – быть верным. Ты должен любить господина, чтить родителей и… держать слово». «Слушайте вы меня, сельского обывателя, чуждого школе философов, зато воспитанного природой и опытом». О самом умершем вольноотпущенном, которому поставлен памятник, патрон добавляет: «Я оплакивал его смерть и ставлю ему этот памятник, чтобы все вольноотпущенные хранили верность своим господам»[37]
.Помимо ясно определившихся вассальных групп, около магнатов можно заметить еще другие, гораздо более широкие круги социально патронируемых ими людей. Старые свободные слои населения, городская масса Рима и больших муниципий, были в значительной мере втянуты в социальную иерархию; целый ряд характерных явлений указывает на развитие зависимости множества людей от больших владельческих интересов. Припомним еще раз характерные слова Ливия: большая часть плебса состояла в клиентстве.
Эти явления выступают ярко в политической практике, в ежедневном политическом быту Рима.
Большие политические битвы в народном собрании давались в I веке до Р.Х. при посредстве как бы заранее организованных армий. Что такое были ежегодные выборы должностных лиц? В 60–50 гг., как уверяет биограф Катона Младшего, выборы осуществлялись «или силою оружия и путем ряда убийств, или раздачей денег и покупкой голосов». Последний способ принял самые широкие размеры, а главное, он был введен в правильную систему. Всеобщий подкуп получил особую администрацию, выдвинул особых антрепренеров, целый кодекс правил и приемов.