Римские рассказы

— А ну, снимай ботинки… Не валяй дурака. — И свободной рукой легонько стукнул его по физиономии. Он побагровел, потом побледнел и, вижу: вот-вот на меня бросится. Но, к счастью, девушка закричала ему из своего угла:

— Джино, Джино, отдай им все, что они хотят!

Он до крови закусил губу, пристально поглядел мне в глаза и сказал:

— Хорошо же.

И опустил голову. Потом наклонился и принялся расшнуровывать ботинки. Он стащил их один за другим и, прежде чем отдать мне, оглядел с сожалением: они, видно, и ему нравились.

Босиком он был совсем маленький, даже ниже Лоруссо, и я понял, почему он купил себе ботинки на такой толстой подошве.

Тут-то и произошло недоразумение… Он, стоя в носках, спросил:

— Чего ты теперь хочешь? Может, рубашку снять?

Я с ботинками в руке собирался ответить, что с меня довольно, как вдруг что-то пощекотало мой лоб.

Это был маленький паучок, спустившийся на своей нити с потолка; я его сразу же увидел. Я поднес руку ко лбу, чтоб смахнуть его, а этот дурень Лоруссо решил, что я подаю ему знак, взмахнул ключом да как хватит сзади мужчину по голове. Удар был сильный и глухой, словно стукнули по кирпичу. Тот сразу повалился на меня, обхватывая меня, словно пьяный, а потом рухнул на землю, запрокинув лицо и закатив глаза, так что видны были одни белки. Девушка пронзительно взвизгнула и кинулась к нему, зовя его по имени, а он неподвижно лежал на земле…

Чтобы понять, каким идиотом был Лоруссо, достаточно сказать, что в этой кутерьме он снова занес свой ключ — над головой девушки, стоящей на коленях, взглядом спрашивая меня, проделать ли и с ней такую же штуку, как с ее дружком.

— Ты спятил, что ли! — заорал я. — Пошли скорей отсюда!

И мы выскочили наружу.

Когда мы добрались до аллеи, я сказал Лоруссо:

— Ну, теперь иди медленно, как будто гуляешь. Ты сегодня достаточно глупостей наделал.

Он замедлил шаг, и я на ходу рассовал ботинки по карманам плаща.

Потом обратился к Лоруссо:

— Бесполезно говорить тебе, что ты кретин… Чего это тебе взбрело в голову ударить его?

Он посмотрел на меня и отвечает:

— Ты же мне дал знак.

— Да какой там знак! Мне паук на лоб спустился.

— А я откуда мог знать? Ты мне дал знак.

В этот момент мне хотелось придушить его. Я говорю в бешенстве:

— Ты настоящий идиот… Ведь ты, наверно, убил его.

Тут он стал протестовать, словно я на него клевету взвел:

— Нет… я его стукнул обратной стороной… Там нет острого… Если бы я хотел его убить, то стукнул бы острым.

Я ничего не сказал, потому что весь кипел от ярости, и лицо у меня до того дергалось от тика, что я стал придерживать щеки рукой.

А Лоруссо говорит:

— Видел ты, какая красивая девушка… Мне так и хотелось сказать ей: ну же, красотка, пойдем со мной, красотка… Может быть, она и согласилась бы… Жаль, что я не попробовал…

Он шел, довольный собой, и так и пыжился. Потом он пустился рассказывать, как ему хотелось побыть с девушкой и как бы это у него вышло. Наконец я сказал ему:

— Знаешь что, заткни свою противную глотку… иначе я за себя не ручаюсь.

Он замолчал, и мы молча прошли по площади Фламинио, вдоль набережной, перешли мост и добрались до площади Либерта. Там под деревьями есть скамеечки; площадь была пустынной, и с Тибра тянул туман.

— Посидим тут немного, — говорю я… — Посмотрим, сколько мы взяли. А кроме того, я хочу примерить ботинки.

Присели мы на скамейку, и я первым делом открыл бумажник. Оказалось в нем всего две тысячи лир, и мы их поделили поровну. Потом я говорю Лоруссо:

— Тебе по-настоящему ничего бы не полагалось… Но я человек справедливый… Я тебе отдам бумажник и часы, а себе возьму ботинки и ручку… Согласен?

Он сейчас же запротестовал:

— Вовсе не согласен… Что это за дележка? Где ж тут половина?

— Но ведь ты наделал глупостей, — говорю я раздраженно, — и должен поплатиться за это.

Словом, мы немного поспорили, но в конце концов согласились на том, что я оставлю себе ботинки, а он получит бумажник, ручку и часы.

Я ему говорю:

— На что тебе ручка? Ты ведь и имени своего подписать не умеешь…

— К твоему сведению, — отвечает, — я умею и читать и писать — я три класса кончил… А к тому же такую ручку у меня всегда купят на площади Колонна.

Я уступил ему только потому, что не мог дождаться, когда, наконец, скину свои старые ботинки; кроме того, я устал с ним ссориться, и у меня начались даже нервные колики в желудке. Снял я, значит, свои ботинки и примерил новые. И тут оказалось, что они мне малы! А уж известно, что все можно поправить, кроме ботинок, которые тебе не лезут.

Я говорю Лоруссо:

— Смотри-ка, эти ботинки мне малы… Они как раз на твою ногу… Давай поменяемся… Ты мне дай свои — ведь они тебе велики, а я тебе отдам эти… Они красивей и поновее твоих.

Он тут как засвистит с презрением и отвечает:

— Эх, бедняга!.. Пусть уж я кретин, как ты говоришь, но не до такой степени.

— Что ты хочешь сказать?

— А то, что время ложиться спать.

Он гордо посмотрел на часы того парня и добавил:

— На моих часах половина двенадцатого… а на твоих?

Я ему ничего не ответил, снова засунул ботинки в карманы плаща и пошел за ним.