Римские рассказы

Чего только не болтают о мусорщиках! Уж ниже мусорщиков, говорят, никого нет, даже нищие и те повыше. Может, конечно, оно и так. Но только что произошло бы, если б мусорщиков не было? Это сразу видно в дни, когда мы бастуем: весь город грязный, засоренный бумагой, помойки переполнены. А на самых хороших улицах грязнее всего, потому что богатые ведь мусорят больше бедняков; по мусору всегда видно, как люди живут. Именно в такие-то дни и выясняется, как важен мусорщик при теперешней жизни.

Ну так вот, разъезжая на своей повозке с мусором, я считал, что уж никогда не услышу слов: "Жребий выпадет тебе". Выпадало все другим, в особенности с женщинами. Каждый раз, как я говорил какой-нибудь девушке, которая мне нравилась: "Я работаю мусорщиком", она морщила нос и хмурилась. А потом, рано или поздно, она со мной расставалась. Как будто я говорил: "воровством занимаюсь". Поначалу до меня не доходило, а потом постепенно я стал понимать, что вроде лучше скрывать свое ремесло. Можно сказать, окончательно открыл мне глаза старый Сильвестро, с которым мы вместе работали. Однажды утром, когда мы, как обычно, собирали мусор по домам, я ему пожаловался, что женщинам, мол, не нравится наше занятие. Он мне ответил без всякого:

- Да, потому что это грязное ремесло, а женщины таких не любят... Ты скрывай его.

- А что говорить?

- Говори, что ты служащий городского управления. Ведь это в конце концов правда... Все мы муниципальные служащие, и кто мусор собирает, и кто сидит в адресном столе за окошечками - и те и другие служащие.

Вмешался другой мой товарищ, Фердинандо, рыжий, веснушчатый, очкастый парень моего возраста:

- А по-моему, ты неправ... зачем скрывать свое занятие? Оно не хуже других. Работа как работа... Мы такие же трудящиеся, как и все... Если ты скрываешь - значит, поддаешься предрассудку.

- Ишь ты какой, - говорит Сильвестро. - Ну а предрассудок-то существует или нет? Что для Луиджи важнее: с предрассудками бороться или чтоб его девушка полюбила? И потом посмотри на грузчиков... они тоже трудящиеся, а, однако, они себя называют то носильщиками, то посыльными, то еще как-нибудь. Они меняют название, а не дело, тоже из предрассудка.

- Послушай меня, Луиджи, - упрямо сказал Фердинандо, - не скрывай ничего. Если женщина придает значение предрассудку - значит, он для нее важнее, чем ты.

В общем, мы спорили довольно долго, пока наша повозка, полная мусора, медленно двигалась по улицам в утреннем ноябрьском тумане. Потом мы остановились у одного из домов. Фердинандо взял мешок, вылез из повозки и, посвистывая, вошел в ворота. Я сказал Сильвестро:

- Ты стар и знаешь жизнь, научи меня, как быть.

Он вынул трубку изо рта и ответил:

- Фердинандо предпочитает хвастаться своим ремеслом, но, по-моему, это просто другая манера его стыдиться... А вот я не стыжусь... Не хвастаюсь, но и не скрываю. Я мусорщик - и баста.

- Да, но я...

- Ты - другое дело... Тебе выгодно скрывать, я тебе уж сказал: говори, что ты муниципальный служащий.

Правду сказать, мне этот совет не понравился. Я был мусорщиком и не считал, что это надо скрывать. Но через несколько дней, сидя в свободный час, без фуражки и фартука, на скамеечке парка Вилла Боргезе, я снова поразмыслил обо всем и сказал себе, что в конце концов Сильвестро, вероятно, прав. От этой мысли я вдруг испытал такое чувство, какое иной раз бывает во сне, когда снится, будто гуляешь в одной рубашке, с голым задом и не знаешь этого, и вдруг кто-то тебе говорит - и ты видишь, что ты голый, и тебя охватывает стыд, и тут ты просыпаешься. Значит, целых два года я был мусорщиком и не замечал этого. Значит, я вроде как гулял в одной рубашке и только сам этого не видел. Значит...

Был славный ноябрьский денек, теплый и немного туманный, на деревьях листья желтые и красные, и на бульварах полно женщин с ребятишками. Я так погрузился в свои размышления, что и не заметил, как на ту же скамеечку села девушка с маленькой девочкой, наверное, горничная или гувернантка. Потом слышу голос:

- Беатриче, не убегай далеко.

Я обернулся и посмотрел на нее. Девушка была молодая, статная такая, личико круглое, румяное, вокруг головы обернута белокурая коса, толстая, как канат. Мне особенно глаза понравились - черные, мерцающие, словно бархатные, улыбающиеся. Она держала в руках ведерочко и пальто девочки, которая, сидя на корточках, играла в песок. Заметив, что я гляжу на нее, девушка обернулась ко мне и сказала спокойно:

- Вы меня не знаете, а я вас знаю.

Как всякие разговоры могут повлиять на человека! Я почувствовал, что краснею, и подумал: "Она меня, наверное, видела с мешком мусора за плечами". И отвечаю ей поспешно:

- Синьорина, вы меня с кем-то путаете... Я вас никогда не видел.

- А все-таки я вас знаю.

Тут уж я решил соврать:

- Не может быть... Если только вы меня видели в справочном бюро, я там служу... Там бывает очень много пароду...

На этот раз она ничего не сказала, а только посмотрела на меня как-то странно. Потом говорит:

- Вы служите в справочном бюро?

- Именно.

- А в каком отделе?