Римские рассказы

Валентина ничего мне не ответила; от радости и волнения она лишилась дара речи. Мы не знали, где находится само здание студии, но потом заметили какие-то номера на дверях павильонов. Я подошел к первой попавшейся двери и, схватившись за ручку, открыл ее. Дверь была обита толстой материей и оказалась тяжелой, как дверца несгораемого шкафа. Я переступил порог, а вслед за мной на цыпочках вошла Валентина. Теперь мы находились в помещении самой студии. Кругом была почти полная темнота, и лишь в одном месте сильная лампа освещала какое-то невысокое сооружение, которое, казалось, было сделано из папье-маше. У этого сооружения была только половинка черепичной крыши над половинкой кирпичной стены и одна половинка двери, в которую было видно полкомнаты с половинкой внутренней стенки и с половинкой кровати. На кровати лежала полураздетая женщина, пучок яркого света был направлен прямо на нее. Женщина ломала руки, а какой-то мужчина наклонился над ней, опершись коленом на постель и грозно подняв кулак.

- Видишь, это они играют, - вполголоса сказал я Валентине.

Но в этот самый момент раздался чей-то крик: "Тишина!" - который заставил меня подскочить на месте, так как я решил, что он относился ко мне. Мы подошли ближе и позади этой полукровати увидели киноаппарат, вокруг которого собралась довольно большая группа людей. Где-то наверху, в темноте павильона, словно куры на насесте, сидели еще какие-то люди. Бедной полуобнаженной актрисе пришлось еще раз заламывать руки, а мужчина должен был снова заносить над ней кулак. Затем кто-то схватил две дощечки и, взмахнув рукой, щелкнул ими, точно кастаньетами. Вслед за этим послышался новый вопль, требовавший тишины, и затрещал съемочный аппарат. Аппарат трещал и трещал, а актриса, лежа на постели, продолжала ломать руки, и актер, опустив наконец кулак, ударил ее и, должно быть, всерьез, потому что она застонала, и, по-моему, это не было притворством.

Такой представилась мне студия, когда я впервые попал туда, и такой же она должна была показаться бедняжке Валентине, так долго о ней мечтавшей, но никогда не видевшей ее прежде.

Затем раздался возглас: "Стоп!", и треск прекратился, актриса поднялась с постели, лампы погасли, и все кругом задвигались. Я понял, что настал удобный момент, и, подойдя к одному из рабочих, спросил:

- Скажите, пожалуйста, где можно найти синьора Дзангарини?

- А кто такой Дзангарини? - спросил рабочий не очень приветливо.

Я смутился. К счастью, в разговор вмешался другой рабочий, оказавшийся полюбезнее.

- Дзангарини? Его здесь нет... Он в третьем павильоне.

Мы поспешно вышли и, пройдя по территории студии, направились к павильону № 3. Нам пришлось снова открыть такую же тяжелую дверь и войти в павильон, очень похожий на первый. Съемка здесь не производилась; тут было много света и много людей, которые о чем-то шумно спорили. Мы подошли к ним, но не слишком близко, потому что нас испугали их дикие крики. Казалось, они были чем-то не на шутку взбешены. Один из этих людей, тощий, как гвоздь, в очках в черепашьей оправе и с длинными черными усами, плясавшими над белоснежным рядом зубов, орал, размахивая руками:

- Не подходит, не подходит, не подходит...

- Но почему же не подходит? - спросил его какой-то человек, который и оказался Дзангарини.

- А потому, что он чересчур симпатичен, - продолжал кричать усатый. Потому, что у него лицо честного парня... А мне, наоборот, нужно лицо преступника, бандита, лицо Вараввы...

- Тогда возьми Проетти.

- Нет, нет, он тоже слишком симпатичен. Простодушный малый, одним словом - добряк... Не подходит, не подходит...

- Возьми Серафини.

- Не подходит, не подходит... Серафини не просто добрый человек - это ангел, больше того - серафим... Кто поверит, что он способен на дурной поступок?.. Кто поверит?

Я понял, что мы пришли не вовремя, но делать было нечего: явился на бал - изволь плясать. Улучив момент, когда режиссер, продолжая кричать и жестикулировать, куда-то отошел, я приблизился к Дзангарини и тихо сказал ему:

- Синьор Дзангарини, мы пришли.

- Кто это мы? - спросил он раздраженно.

- Синьорина Валентина, - ответил я, становясь в сторонку. Валентина подошла и сделала легкий поклон. - Синьорина из отдела посылок. Вы просили ее прийти.

Должно быть, Дзангарини обо всем забыл. Он посмотрел на Валентину, казалось, что-то припомнил и, стараясь придать мягкость своему голосу, сказал:

- Мне очень неприятно, синьорина, но у нас ничего нет для вас.

- Как же так? В пятницу вы говорили, что вам нужна именно такая девушка.

- Была нужна... Но теперь уже не нужна; мы ее нашли.

- Но позвольте, - вспылил я, - разве так поступают?.. Сначала пригласили, а потом заявляете, что нашли другую.

- А что я могу поделать? - воскликнул Дзангарини.

Я уже готов был нагрубить ему, когда неожиданно раздался громкий крик:

- Вот он!.. Вот он!.. Это как раз то, что нам нужно!

Это кричал режиссер. Он стоял теперь передо мной со сверкающими глазами, тыча мне в грудь указательным пальцем.

- Но кто - он? - спросил я растерянно.