Римские заметки

«А может, переставим», – восклицает по вечерам на экране наших телевизоров юная дама, рекламирующая лапшу быстрого приготовления, указывая на свой буфет… Но именно от слова «переставим» и появилось само такое понятие, как мебель. Прошла всего лишь тысяча лет (для истории это очень мало!), и теперь без мебели мы уже просто не мыслим себе жизни. А когда-то… Было это не более чем 800 лет тому назад, когда неизвестный и всеми давно забытый мастер взял и поставил сундук набок или «стойкум», как говорит Вл. И. Даль в своем «Словаре великорусского языка», но так, чтобы крышка его превратилась в дверцу, – так появился первый шкаф, или армариум (отсюда французкое armoire и итальянское armadio).

Это была настоящая революция… Неожиданно оказалось, что человек просто не может обходиться без шкафов, в которых можно хранить все, что угодно, если в шкафу разместить плоские ящики, которые можно выдвигать, чтобы удобнее ими пользоваться, он превращается в шифоньер, если этих ящиков сделать много, одни расположить ближе к дверце, а другие спрятать во втором ряду или dietro для драгоценностей или важных бумаг, а к тому же и так, чтобы для непосвященного в тайны этого шкафа они были просто незаметны, то получится секретер, а если…

Эти «если» можно продолжать до бесконечности. Шкаф, внутри которого устроены полки, а дверца стала двустворчатой наподобие ворот старинного замка, превращается в буфет, но такие двери можно сделать и стеклянными… Когда же к концу XV века по Европе распространилось книгопечатание, книжные шкафы, или библиотеки (bibliotheques), имевшиеся прежде только в монастырях и соборах, появляются и в частных домах.

Сверху каждый шкаф, для чего бы он ни был предназначен, можно как настоящее здание украсить фронтоном, а по бокам колоннами, его можно поставить на ножки, и тогда он сразу станет выше и изящнее. Дверцы можно украсить резьбой, скульптурой, мозаикой, картинами или металлическими накладками. А делать все это можно из дуба, бука, ореха, из дерева светлого и темного и так далее, а у разных пород дерева самая разнообразная древесина и рисунок годичных колец, что делает неисчерпаемыми возможности для фантазии мастера.

Средневековая готика с её устремленностью ввысь и строгою геометрией и вертикалью, ренессанс с округлыми линиями, арками, богатым декором и сложной орнаментикой, барокко и рококо с их парадностью и театральностью, с опускающимися до самого пола зеркалами, дорогою обивкой и гобеленами (именно в эту эпоху появляется мягкая мебель!), классицизм и ампир, возвращающие нас в мир античной красоты и гармонии, буржуазный стиль эпохи Реставрации Бурбонов после наполеоновских войн, модерн рубежа XIX и XX веков, конструктивизм 30–х гг. – в общем, все эпохи и стили, все архитектурные формы и все материалы задействованы в искусстве мебели. А с эпохи великих географических открытий и в особенности с того времени, когда у Европы начались регулярные контакты с Японией и Китаем, в мебели появляется и восточный стиль – низкие столики, ширмы, этажерки…

Мебель создаёт атмосферу дома, мебель формирует стиль жизни и задаёт тон всему нашему быту, мебель несёт в себе аромат всех эпох истории и всех завоеваний мировой культуры… Монолог Гаева из чеховского «Вишнёвого сада» на самом деле представляет собой совсем не юмористический, но по–настоящему философский текст. Действительно, мебель – это всегда целая философия. И не случайно любой из музеев в домах или усадьбах Пушкина или Блока, Чайковского или Ермоловой, Тургенева или Толстого больше всего гордится тем, что там сохранилась мебель былoгo врeмeни…

Гёте в Риме

Не помню, где точно это было, в Таллинне или в Тарту. В начале 70–х гг. я увидел в книжном магазине «Римские элегии» Гете, изданные в виде изящной тетради, воспроизводящей рукопись поэта. Ту самую, что он привез из Рима в Веймар в 1788 году. Почему-то я не купил эту книжку (кажется, просто у меня не было денег), а потом грустил и только несколько лет назад на железнодорожном вокзале во Франкфурте мне попались «Римские элегии» в другом, хотя тоже симпатичном, издании. Тогда в книжном магазине в Эстонии я успел запомнить только один стих, в котором поэт говорит о том, как обнимает и ласкает он свою возлюбленную: Sehe mit fьhlendem Aug, fьhle mit sehender Hand – «Вижу чувствующим глазом и чувствую видящей рукой». Он любит глазами – как Секст Проперций. Это я понял сразу. Qui videt is peccat: qui te non viderit, ergo non cupiet – «Тот, кто увидел, погиб: лишь тот, кто не видел, тобою не увлёчется…»